Мы много выходили — навестить друзей, на спектакли, в Королевскую академию и, разумеется, в Британский музей, который располагался так близко к дому брата, что его можно было видеть из окон гостиной на втором этаже. Я никогда не упускала возможности склоняться над ящиками, в которых хранилась коллекция окаменелостей музея, затуманивая своим дыханием стекло, пока служители не начинали хмуриться. Я даже передала музею в дар чудесный экземпляр дапедиума, окаменелой рыбы, которой была особенно горда. За это Чарльз Кониг, смотритель отдела естественной истории, весь месяц, что я посещала музей, не взимал с меня плату за вход. Коллекционер на этикетке был обозначен просто как Филпот, благодаря чему вопрос о моей половой принадлежности был аккуратно обойден.
В одно из наших весенних пребываний в Лондоне до нас стали доходить лестные отзывы о Музее Уильяма Баллока во вновь отстроенном Египетском зале на Пикадилли. В его обширное собрание входили произведения искусства, антиквариат, артефакты со всего мира, а также коллекция, относившаяся к естественной истории. Как-то раз наш брат повел нас туда, всех троих. Снаружи здание было выдержано в египетском стиле, с огромными окнами и дверьми со скошенными краями, как у входа в гробницу, колоннами с каннелюрами, увенчанными папирусными свитками, и статуями Ирис и Озириса, глядевшими на Пикадилли с выступов на карнизе над главным входом. Фасад здания был выкрашен желтой краской, и с большой вывески к прохожим взывало слово «МУЗЕЙ». Мне показалось это чересчур театральным по сравнению с соседними кирпичными зданиями; но, с другой стороны, именно такая цель и ставилась владельцем музея.
Возможно, я сочла такую архитектуру кричащей лишь потому, что привыкла к простым, беленным известью домам Лайма. Собрание, представленное в Египетском зале, было замечательно. В овальном зале у самого входа выставлялись разнообразные любопытные предметы со всех уголков земли. Там были африканские маски и украшенные перьями тотемы с тихоокеанских островов; крошечные глиняные фигурки воинов, отделанные жемчугом; каменное оружие и меховые накидки из областей с северным климатом; длинная, узкая лодка, называемая каяком, которая могла выдержать вес только одного человека, с резными веслами, декорированными узорами, выжженными по дереву. Египетская мумия была выставлена в открытом саркофаге из чистого листового золота.
В следующей комнате, гораздо большей, помещалась коллекция живописных полотен «старых мастеров», как нам сказали, хотя мне они представлялись копиями, сделанными равнодушными студентами Королевской академии. Интереснее были ящики с чучелами птиц, от простой английской синицы до экзотичной красноногой олуши, привезенной капитаном Куком с Мальдивских островов. Маргарет, Луиза и я с удовольствием их изучали, потому что, живя в Лайме, стали внимательнее относиться к птицам, нежели в те времена, когда жили в Лондоне.
Однако маленькому Джонни птицы быстро наскучили, и он вместе со своей матерью прошел в Пантерион — самое большое помещение музея. Едва ли не в ту же секунду он прибежал обратно.
— Тетушка Маргарет, пойдем, ты должна увидеть огромного слона!
Схватив свою тетку за руку, он потащил ее в следующий зал. Озадаченные, мы последовали за ними.
Слон и в самом деле был огромен. Я никогда раньше не видела этого животного, равно как гиппопотама, страуса, гиену или верблюда. Это все были чучела, расставленные под куполообразным окном в потолке в центре зала, на огороженной травянистой площадке, там и сям утыканной пальмами, что должно было изображать их среду обитания. Мы стояли и смотрели, потому что это и впрямь было редкостным зрелищем.
Будучи маленьким и не ценя раритетов, Джонни не задержался надолго у этой композиции и начал бегать по всему залу. Он подбежал ко мне, когда я рассматривала боа-констриктора, обернувшегося вокруг пальмового дерева у меня над головой.
— Там твой крокодил, тетушка Элизабет! — Он дергал меня за руку и тыкал в сторону небольшой экспозиции в дальнем конце помещения.
Мой племянник знал о лаймском чудище, которого он, как и все прочие, упорно называл крокодилом. Ко дню рождения Джонни я сделала для него две акварели с изображением крокодила: на одной были представлены собственно окаменелости, а на другой — то, как он, в моем воображении, выглядел, когда был жив. Я сразу же пошла с Джонни, любопытствуя узнать, как выглядит настоящий крокодил, и желая сравнить его с тем, что нашла Мэри.
Читать дальше