Глеб Шульпяков - Общество любителей Агаты Кристи. Живой дневник

В XX веке славу поселку, знаменитому прежде анчоусами, сделали двое художников – Матисс и Дерен. Первый приехал сюда рисовать морские пейзажи – летом 1905 года. Снял под студию домик рядом с башней таможни (она стоит и теперь). И написал картину «Окно в Кольюре» – первую в серии кольюрских пейзажей. Позже к Матиссу присоединился Дерен. За два летних месяца размышлений о новом искусстве – за два месяца работы с пейзажем – на свет появился живописный цикл в стиле «фовизм», как его позже назовут критики. Стиле, акцентирующем внимание на интенсивности цвета в пейзаже – и на эмоциональном переживании этого цвета художником.

С тех пор кольюрские пейзажи Матисса и Дерена – официальная иконография города. Точки, откуда рисовали художники, отмечены медными рамами на постаментах. Рядом приколочена репродукция, комментарии. Продаются брелоки и открытки. И, сунув голову в рамку, можно оценить то, что осталось от знаменитого пейзажа.

По выходным в поселке – сельская ярмарка. Из окрестных деревень под огромные вязы свозят хлеб и сыры. Острые колбасы, анчоусы. Десятки, сотни марок вин из крошечных хозяйств Русийона – розовые хороши в особенности. Тут же за пять евро дают жареных мидий, собранных утром, и стакан ледяного красного. Измученные столичными штучками, парижане едят простецкую еду с наслаждением, руками.

Единственное развлечение на пляже в Кольюре – помимо купаний – это вычислять по манерам, кто и откуда. Парижане плещутся на мелководье, поминутно окликая друг друга. Мучнистый англичанин входит в море долго, по-советски охая и ахая. Но потом бросается вплавь и чешет до горизонта. Американцы отправляются в плавание как на войну, вооруженные масками, флягами, ластами и секундомерами. Русских в Кольюре нет.

Под вечер залив покрывается мелкой рябью, и цвет моря распадается на оттенки. Каждый из которых насыщен, напитан ярким колером. «Перед лицом природы мы должны быть, как дети... мы должны дать волю нашим чувствам... Я пишу то, что чувствую, что вижу... И это цвет, ничего кроме цвета...» (Матисс).

Глядя на залив под вечер, понимаешь, что имел в виду художник.

Ночью в городе кафе на набережной забиты. В переулках медленно фланируют курортники. На площади бродячие акробаты крутят сальто. Толпа аплодирует, дети в восторге. Но странное дело: избыток человеческой массы не раздражает. Потому что в этой скученности присутствует художественный вуайеризм. Все вокруг – объекты наблюдения. И можно разглядывать немецкую пару – в кафе напротив – замечая, что немец не дурак и поглядывает на красавицу-каталонку, которая сидит на балконе и тоже смотрит...

Куда? Вот вопрос.

Чем шире в городе площади, тем уютнее жизнь в переулках. Для стран с тоталитарным прошлым эта особенность закономерна, и советские плацы Бухареста соседствуют с кварталами роскошных вилл, спрятавшихся в зарослях рядом с застройкой режима Чаушеску. Или «Чау», как его здесь называют.

По легенде, Бухарест основал пастух Букур, заложив на берегу речки Дамбовиты церковь. Та, понятно, не сохранилась. А вот река, частично запертая в трубы, осталась. И часто выходит наружу – зеленой стоячей водичкой в бетонной опалубке. Что касается пастуха, имя его означает буквально «веселый». Так что и сам город можно по-русски назвать Веселовск. Веселовский.

Бухарест возник на перекрестке путей из Османской империи в Европу. Городом на перепутье он и остался – во все времена. Между саксонцами и турками, державшими Румынию в клещах. И двумя империями, Российской и Австро-Венгерской, прихватившими страну с другого боку.

До римского вторжения тут жили древние даки, знаменитые тем, что почитали бога мертвых Залмоксиса, верили в загробную жизнь и, как шахиды, не боялись смерти. Символом у них была голова волка, водруженная на тулово змея. Что означало мужскую инициацию и способность оборачиваться то диким волчарой, то гадом ползучим.

С тех пор в румынах есть нечто и от того, и от этого.

Легендарный трансильванский вампиризм имеет свои корни именно в мифах доримской культуры (умноженных на христианские мотивы причастия кровью Христовой). Об этом прекрасно писала Ф. Морозова в послесловии к «Дракуле» Брэма Стокера, изданному в «Энигме». Обязательно прочитайте и послесловие, и сам роман перед отправкой в Румынию. Плюс, конечно, работу Мирчи Элиаде «Даки и волки». Чтобы не обольщаться насчет румынской «тихушности».