Алекс Дубас - Моменты счастья

Но когда я вернулся домой, я не испытал счастья. Более того, я был очень напуган, трудно было свыкнуться со свободой. Говорят, после пяти лет происходят какие-то изменения в мозгу. И спустя несколько месяцев я уехал работать в Москву, потому что в деревне было очень тяжело. Проведя на свободе уже два с половиной года, я понимаю, что вот я сейчас возвращаюсь обратно домой из Москвы. И только сейчас я испытываю счастье от осознания того, что мне есть куда вернуться, что меня дома ждут. Только сейчас я возвращаюсь домой.

2011 год. Город Троицк. Зима. Идет сильнейший снегопад. Я приехал на своей старой дряхлой машинке за батюшкой, я ему пообещал. И мы пробираемся по заснеженной дороге. Валит сильнейший снег. Машина на летней резине. Такая ситуация… не очень, но мы едем-едем, продираемся. И я про себя молюсь, чтобы все вышло хорошо, чтобы мы доехали. И мы едем молча. Я понимаю, что он тоже молится и что сейчас с нами Бог. Это счастье.

Это ноябрь 1990 года. Погранотряд. Взлетная полоса. Объявили тревогу. Мы со своим минометным взводом стоим и ждем вертолетов. Через три дня мне на дембель в Москву. Я смотрю на молодых ребят. Им весело, они бодрятся, и смотрю на дембелей, им – не очень, им грустно слегка, видно по лицам. Обидно – скоро домой. Через час тревогу благополучно отменяют. И мы уходим в казармы. И еще через три дня я уже еду на поезде Душанбе – Москва домой. Мне немножечко стыдно за свое настроение на взлетке, но я очень счастлив, что через пару дней увижу папу, маму, свою девушку.

Так как я выросла на реке, я всегда очень хорошо плавала. Просто всегда. Родилась я в городе Острогожск Воронежской области. Оттуда Платонов, Крамской. В этом всем я росла. Однажды папа меня взял на городское озеро, на котором я была первый раз. Так получилось, что он остался на берегу, а я медленными шажочками, как сейчас помню – песок, ощущение песка на ступнях, – я шла-шла-шла, и почему-то не поплыла сразу, а поскользнулась и в ямку… Там неровно было, ямка, и я пошла ко дну. Мне было тогда лет пять-шесть. Больше такого ощущения у меня в жизни не было, потому что я вспомнила все – собаку, качели у деда, маму – за какие-то считаные секунды, пока моя основная мысль была выбраться и крикнуть: «Папа!»

И я помню, как одним броском – он казался огромным в тот момент, дядей Степой, Гулливером – в один бросок он кинулся с берега и вытащил, и все это в одну секунду. Это было какое-то чудо, и не потому, что меня спасли, а потому, что он, такой огромный, большой, меня спас и так быстро меня услышал, потому что я уже хлебала воду, я захлебывалась, тонула, и он меня спас, мой папа. Самый главный принц.

27 сентября 2014 года. Я лежу на операционном столе. Ничего страшного, небольшая операция. Я умолял врачей сделать мне местный наркоз, но они категорически отказались, сказали: «Ты здоровый, лягнешь ногой – еще убьешь».

И мне сделали спинальный наркоз. Я даже вначале ничего не понял, мне пневматическим пистолетом сделали укол в спину, нечувствительный совершенно. И быстренько прооперировали, за двадцать минут. Я ничего не почувствовал, ни боли, никаких ощущений. И когда операция закончилась, наложили швы, я вдруг ощутил совершенно нечто новое и непередаваемое. Я вообще не чувствовал себя ниже пояса. Я не только не чувствовал себя, все, что было ниже пояса, в основном тяжелые ноги, были посторонним предметом, абсолютно посторонним. Я не только не мог ими пошевелить, я не мог повернуться с боку на бок. Потому что, оказывается, для этого нужны мышцы бедра. И вот это состояние полной инвалидной беспомощности (я прямо так и сказал врачам) – оно вызвало у меня ощущение потрясающего счастья. Врачи на меня посмотрели и подумали, наверное, что я сумасшедший. В действительности у меня был очень тяжелый год. И вдруг неожиданно, благодаря этому недолгому состоянию (наркоз прошел через шесть часов), я почувствовал, как можно еще многое в жизни потерять. Одновременно с этим я почувствовал потрясающее мужество тех людей, которые живут в инвалидных колясках с перебитым позвоночником, улыбаются при этом, играют даже в баскетбол. И это осознание того, что через шесть часов все пройдет и я снова стану дееспособным человеком, а сейчас я – практически говорящий кусок мяса, сделало меня абсолютно счастливым. Я не понимаю, почему, но это был самый острый момент счастья за долгие последний годы, острее, чем океан, острее, чем горы и любовь.