Виктория Платова - Мария в поисках кита

Я несколько раз попадалась на чтении имевших резонанс литературных новинок — и попадосы эти заканчивались крупными скандалами. Обвинениями в отсутствии вкуса, мозга и вменяемой шкалы эстетических ценностей. Термин «овца, питающаяся трупятиной» тоже произрос из литературных скандалов. И сколько я ни пыталась втолковать ВПЗР, что овца — животное травоядное, ничего из этого не вышло.

Теперь-то я, наученная горьким опытом, читаю не-вэпэзээровские книжки исключительно за закрытыми на семь замков дверями собственной комнаты. На пленэре, в кофейнях, в поездах и перед бюджетными утренними киносеансами для пенсионеров и школьников. Вдали от ВПЗР, ну ее в пень, тут мои воздыхатели правы. И лишь после Глобальной Ресторанной Пакости позволяю себе попасться ей на глаза с компроматом.

Каждый раз забывая, что в этом случае реакция будет совсем иной.

ВПЗР появляется на пороге своего кабинета в образе «аутичной сиротки», сослуживицы Бисквитного Лулу по батальону самокатчиков. Все движения ее замедлены, все эмоции загнаны внутрь, а в глазах наблюдается известная пустота.

Шаркая ногами и держась рукой за стену, «аутичная сиротка» идет по своим делам. И один лишь ее вид вызывает у меня приступ острой жалости. Какое там «смазать по физиономии»! Единственное, чего мне хочется в этот момент, — прижать несчастное дитя к себе, растормошить и развеселить его, а потом — показать специалистам: вдруг еще можно что-то исправить и вернуть ребенка в социум!

— Читаешь? — спрашивает у меня «сиротка» на обратном пути в кабинет. — Отличная книга и такая трогательная, я плакала. Может, попьем чайку?..

В процессе чаепития, на которое я безвольно соглашаюсь, ВПЗР пространно рассуждает о новой главе из книги, цитирует только что написанные куски, размышляет о высоком (низменном), размышляет о прихотливости человеческой натуры и делает смелые художественные обобщения.

— А как твой парень? — спрашивает она после очередного псевдоэкзистенциального кульбита.

Я, оглушенная трепом ВПЗР, оказываюсь не готова к этому вопросу. Я вообще никогда не бываю к нему готова.

— Что?

— Как твой парень? Он мне очень понравился.

— Он альфонс. Недоумок. И вообще… Малосимпатичная личность.

Неужели я (я!) произношу весь этот бред, внушенный ВПЗР?!.. Нет, не я, кто-то другой, очень похожий на меня. Находящийся по ту сторону кривого зеркала.

— Да что ты!!! — делано изумляется ВПЗР. — Быть того не может!

— Может.

— Ну надо же… А выглядел таким приличным, я даже порадовалась за тебя…

— Рано порадовались, значит.

— Вот и верь после этого в писательскую мудрость…

— Я никогда не верила в писательскую мудрость. — Именно этой реплики и ждет от меня моя чертова иезуитка. Именно ее я и подаю, стоя в кулисах и не смея выйти на хорошо освещенную сцену.

Сцена предназначена только для ВПЗР. Исключительно.

— И правильно делала! — ВПЗР разражается страстным монологом в стиле сенековской (расиновской) Федры. — Мудрость никогда не являлась достоинством писателя. Скорее — наоборот. Наивный, детский взгляд на мир — вот что ценно. Взгляд, который снимает ненужные наслоения со знакомых всем слов! Заставляет по-новому оценить их…

От слов ВПЗР переходит к сюжетам, так же требующим новизны. И к требующим нетривиальности мыслям. А мужчина-альфонс-недоумок-малосимпатичная личность — что может быть тривиальнее?

Ни-че-го!

Значит, и заморачиваться этим не стоит. Будет другой, третий, десятый!

— У тебя вся жизнь впереди, Ти, — подытоживает ВПЗР. — Найдется и твоя половинка. Как говорят в народе: на каждый горшок — своя крышечка.

Мое — отшлифованное годами работы с писательницей — воображение тут же начинает рисовать горшки самых разных модификаций: от терракотовых сосудов эпохи Мин до банальных молочных крынок и не менее банальных ночных ваз из пластика. Все это великолепие стоит в сумрачном honky-tonk тире, стены которого густо заляпаны красным (случаются же меткие стрелки!). Вот и сейчас один из метких стрелков, неуловимо похожий на ВПЗР, выходит на линию огня. И, молниеносно перезарядив винтовку, стреляет, почти не целясь.

Бац-бац-бац!

Десять из десяти!

Приз за меткость (резиновая утка и конструктор «Лего») вручается «аутичной сиротке», а от горшков (каждый из которых мог стать моей судьбой) остаются одни черепки.

И после всего эта гадина, беспринципный и аморальный фрик ритуальная убийца ЕЩЕ СМЕЕТ ГОВОРИТЬ О МОЕМ ЛИБИДО!!!