Виктория Платова - Мария в поисках кита

— Я много кого встречала в Мадриде…

Уловки лживой шизофренички, я много кого встречала в Мадриде, но помню только одно имя — Хесус (официант из аргентинского ресторана). Остальные имена — администраторов гостиниц, ночных и дневных портье, клерков в «El alquiler de coches», [46] Прокат машин (исп.). вокзальных кассиров, кассиров в супермаркетах, продавцов из фирменных магазинов «Desigual» и «Uno de 50» — я никогда не запоминала. Даже из простого интереса — я никогда не смотрю на бейджи. Могла ли самая красивая женщина Мадрида торговать сиквенто-бижутерией, пусть и хорошего качества, с напылением из серебра? Может быть — а может быть, и нет, у меня слишком мало информации. Х-ха, ее вообще нет!..

— Как ее зовут?

Имени (если оно и было произнесено) я не слышу — из-за резкой боли в ушах. Как будто в них суют что-то острое… спицу. Суют и тут же аккуратно вытаскивают. Так аккуратно и быстро, что я не успеваю ни вскрикнуть, ни вцепиться в пальцы Кико, ни свалиться с велосипеда. Но благодаря спице и ее движению в два такта (и — аап!) я вдруг вспоминаю имя испанки, которую можно назвать красивой. И далее — самой красивой, во всяком случае именно так она выглядит на задорном антиэйджевском плакате. Пенелопа Крус.

Пе-пе. И — аап!..

— Я знаю одну очень красивую женщину в Мадриде… Правда, сейчас она не в Мадриде. Она актриса. Пенелопа Крус.

— Нет, — голос горчит можжевельником. — Она здесь ни при чем, Пепе…

— Значит, это не Пепе.

— Нет. Она…

Я снова чувствую резкую и мгновенно отступающую боль в ушах.

— Я бы хотел встретиться с ней в Мадриде, на солнечной стороне улицы. И чтобы она улыбнулась мне.

У меня нет никакого желания уточнять, с кем бы хотел встретиться этот голос, сотканный из можжевеловых прутьев, — с Пепе или с «самой красивой женщиной». Как не хочется вступать в препирательства относительно солнечной стороны улицы — как будто на той стороне, что в тени, улыбки запрещены!.. У меня нет никакого желания — вдруг снова получу жалящий укус в ухо?

— И что же мешает вам встретиться в Мадриде?

— Талего.

— Вот как?

— Она здесь, на Талего. Но лучше бы нам было встретиться в Мадриде.

— На солнечной стороне улицы…

— Да.

— И чтобы… она улыбнулась вам.

— Необязательно мне. Но я бы хотел увидеть ее улыбку. Просто — улыбку.

— А здесь, на Талего, она разве не улыбается?

И — аап! И — аап! И — аап!..

Господи ты боже мой! Прекратится ли эта пытка?! Я едва не теряю сознание от боли; я бы и потеряла, если бы боль была продолжительной. Но она короткая и пульсирующая, что изматывает еще больше, почему я не села на багажник?.. Единственный выход — спрыгнуть с велосипеда, но руки Кико крепко держат меня в кольце, да и все тело кажется одеревеневшим и бесчувственным. Все, кроме двух незначительных деталей — ушных раковин. Проклятый голос вползает худа, как дафния, и шуршит, шуршит:

— Не улыбается. Нет.

Вот теперь я просто жажду удара невидимой спицы — самое время пригвоздить водяную блоху, избавить меня от шуршащих и бесполезных откровений.

Удара нет. И шуршание затихает — как раз в тот самый момент, когда мы с многоголосым и многоликим Кико проезжаем мимо здания океанариума. В такой же полной и почти оглушающей тишине (даже шороха шин не слышно!) мы въезжаем на улицу, в конце которой нет ни кошек, ни старухи Майтэ, ни ВПЗР. Боковым зрением я вижу букинистический с пустотой за окнами, смазанную тень моря в просвете между домами и, наконец, чайную розу в окне — смазанную, как и море.

У кафе Кико притормаживает.

Все. Конец пути.

Как только ноги касаются земли, ко мне возвращается загнанное спицей глубоко внутрь любопытство. Относительно «самой красивой женщины», чья улыбка возможна в Мадриде, но совершенно исключена на Талего. Впрочем, многие вещи на Талего исключены. Но наконец-то появилось солнце. А мы с Кико как раз и стоим на солнечной стороне.

Самое время улыбнуться.

— Я так и не поняла, как звали ту женщину, Кико… Ту, о которой ты говорил мне. Ты ведь говорил…

— Пффф…

Чертов идиот!..

— Спасибо за поездку. Она была чрезвычайно познавательной. До сих пор в ушах отдается.

Сказав это, я невольно прикасаюсь пальцами к мочкам, и пересмешник Кико тотчас же повторяет это мое движение.

Вот и чудненько, вот и поговорили!..

Попасть в кафе днем оказывается настолько же легко, насколько трудно было сделать это утром. Я не испытываю никаких проблем с ручкой, дверь распахивается едва ли не сама, и — аап! — я уже внутри. В обществе музыкального автомата, сигаретного автомата, автомата с напитками и сладостями и снедаемой вдохновением ВПЗР.