Карен Фаулер - Ледяной город

В комнате было тепло, и собака на шее у Римы была мокрой от пота. Рима отодвинула ее (его?) и увидела, что это Беркли, у которой шерсть была короче и кучерявее, чем у Стэнфорда. Пошарив под простыней, она наткнулась на твердый огузок Стэнфорда.

Странно: как собаки могли оказаться в постели? Рима не думала, что они так к ней привязались. И потом, это совершенно точно означало, что она оставила открытой дверь спальни, чего никогда не делала и тем более не сделала бы, зная, что Мартин в двух шагах от нее.

Кроме того, кровать была высокой, и собаки не забрались бы в нее без посторонней помощи. Может быть, одна встала на задние лапы, а другая вскарабкалась по ней, как в каком-то невиданном цирковом номере? Но тогда в постели была бы одна собака, а не две. Значит, либо она сама во сне помогла им забраться, либо кто-то неслышно вошел и положил их на кровать. Последнее казалось неправдоподобным, если только не вспомнить, что эти люди спокойно размещали твое фото в Интернете без твоего ведома и согласия, а следовательно, были способны на все. (По правде говоря, на снимке были видны в основном собаки, а Рима лежала на заднем плане, еле заметная, не попавшая в фокус и покрытая ворсистым пледом. И тем не менее.)

Если Рима взяла к себе в постель собак, что еще она могла натворить в бессознательно-пьяном состоянии? Вкус во рту был такой, словно она жевала лейкопластырь. Голова была тяжелой и слишком большой, а солнце в комнате в лучшем случае казалось бесполезным, а в худшем — вредным. Ей хотелось в туалет. Еще Рима не могла отогнать мысль о том, что случилось нечто кошмарное, и сперва подумала о вечерних открытиях: блог Аддисон, фото в Интернете и отношения между отцом и Максвеллом Лейном. Но потом она вспомнила свою истерику по поводу Оливера. Скорч сказала какую-то гадость о нем. Когда Рима вспомнила, какую именно, то гадость оказалась скорее правдой. Все равно, разве можно было сказать что-то более гадкое?

У Оливера в характере было нечто бесшабашное, и Рима любила и поощряла это в нем. Будь Оливер с ними вчера, он бы закорешился с клоуном, а потом исчез вместе с музыкантами. Он любил повторять, что плоха та вечеринка, где ты не веселишься потом вместе с музыкантами. Рима вспомнила, что говорила ей та женщина, школьный психолог: на будущее для Оливера было бы лучше, если бы мы все не так им очаровывались.

Если бы Оливера воспитывала настоящая мать, а не Рима, он остался бы жить.

Внизу происходило нечто такое, что слышали только собаки: обе насторожились, готовые к новым приключениям. Рима спустила их вниз, и таксы помчались к широко распахнутой, конечно же, двери, по коридору, по лестнице, с истеричным лаем. Рима встала и пошла в ванную, где заметила, что она в той же одежде, в которой была прошлым вечером. Не хватало только туфель. Только бы она не забыла их в баре.

Рима почистила зубы, причесалась, переоделась и была готова к завтраку, но оказалось, что зря. Пришлось вернуться и снова лечь. Может, если заснуть, снова явится Максвелл Лейн? Но сон все не шел.

Во второй раз Рима проснулась уже за полдень. Она поискала под кроватью — туфель не было. Зато нашлась какая-то бумажка. Рима развернула ее и стала читать.

3 ноября 2006 г.

130 Ист-Клифф-драйв

Санта-Крус, Калифорния, 95060

Уважаемая мисс Веллингтон!

Несколько дней назад, роясь на чердаке, я наткнулся на Ваши старые письма. Прошу прощения, что так затянул с ответом, но хочу, чтобы Вы знали: Бим Лэнсилл действительно невиновен. С него полностью сняты все обвинения. В этом деле Вы оказались лучшим детективом, чем я.

Ваш покорный слуга,

Напряженный у Максвелла выдался вечер! Рима почти подозревала, что его жизнь строилась по невидимой двенадцатиступенчатой программе. Ступень девятая: неоконченные дела. Но почерк был ее собственным. Так что еще, спрашивается, натворила она в бессознательно-пьяном состоянии? А вот что: написала письмо.

Теперь она понемногу вспоминала, как это произошло. Взрыв пьяного веселья. Тягостно думать, что она могла впасть в пьяное веселье, пусть и ненадолго. Сочетание было далеко не самым лучшим, а Рима предстала в далеко не самом выгодном свете.

К тому времени, как она добралась до кухни, Скорч успела прийти и уйти, а собаки — побывать на пляже и вернуться. Аддисон и Тильда поглощали завтрак, он же ланч. Дверь Мартина была закрыта, и Рима подумала, что он еще спит, но оказалось, Мартин уже уехал. Тильда, рассчитывая, что он поужинает с ними в прошлый вечер и позавтракает на следующий день, долго прикидывала меню — котлеты из ягненка, посыпанные толченой мятой, картофельное пюре с чесноком и чеддером, яичница с колбасками чоризо — и теперь пыталась скрыть свое разочарование, пересказывая статью, которую прочла у зубного. В статье утверждалось, что смерть имеет собственный запах. Не смерть как свершившийся факт, а процесс умирания. Некто Бертон, попав в больничную палату, вычислил таким образом безнадежно больных задолго до того, как это стало известно врачам.