— В действительности, — сказал Найэл, — ты хочешь сказать, что ни один из нас отнюдь не птица высшего полета. Не то что Папа или Мама. И, называя нас паразитами, Чарльз не в последнюю очередь имел в виду именно это. Из нас троих каждый по-своему сумел одурачить окружающих своим кривлянием, но в глубине души мы отлично знаем правду.
Он стоит в магазине на Бонд-стрит и разыскивает пластинку. Пластинку, на которой Папа поет одну старинную французскую песню. Названия он не мог вспомнить, но там была одна строчка о le cor: [24] Рог (фр.).
«Que j'aime le son du cor, le soir au fond du bois». [25] В вечерний час люблю я рога звук в тиши лесной (фр.).
Что-то в этом роде. Он очень хорошо знал эту пластинку. На обороте была записана «Plaisir d'amour». [26] «Радость любви» (фр.).
Никто не пел эти песни так, как Папа. Но глупенькая молодая продавщица подняла голову от списка имеющихся в магазине пластинок и тупо посмотрела на него:
— У нас ее нет. Наверное, она очень старая. Не думаю, что ее еще раз записывали.
Пока она говорила, дверь кабины для прослушивания отворилась и Найэл услышал одну из своих собственных песен в ритме джиги, исполняемую под невыразительный аккомпанемент посредственного оркестра. В это время мимо проходил какой-то мужчина; он узнал Найэла и, улыбаясь, кивнул в сторону кабинки:
— Добрый день, мистер Делейни. Вам не надоедает слушать ее? Мне так порядком надоело.
Девушка за прилавком взглянула на Найэла, а его песня, казалось, звучала все громче и громче, заполняя весь магазин.
Найэл придумал какой-то предлог, поспешно вышел из магазина и пошел прочь.
— Вся сложность в том, что вы оба не чувствуете благодарности за свой успех, — сказала Селия. — Он пришел к вам, когда вы были еще слишком молоды. Тебе едва исполнилось двадцать, когда ты познала оглушительный успех в «Хеймаркете», [27] «Хеймаркет» — театр в Лондоне на улице Хеймаркет.
а я сидела дома на Сент-Джонз Вуд и присматривала за Папой.
— Ты любила присматривать за Папой, — сказала Мария. — Ты же знаешь.
— Он слишком много пил, — сказала Селия. — Ты никогда этого не замечала, а если и замечала, то тебя это не волновало. Я одна переносила весь этот ужас, когда видела, как он подходит к буфету. Труды не было с нами. Она лежала в больнице с язвой на ноге.
— Ты преувеличиваешь, — возразил Найэл. — Папа никогда не напивался до безобразия. Никогда не падал, ничего особенного себе не позволял. Наоборот, бывал весьма забавен. Всегда декламировал. Ярды и ярды поэзии. Никто не возражал. И пел он тогда лучше, чем когда бы то ни было.
— Я возражала, — сказала Селия. — Когда кого-то любишь, постоянно присматриваешь за ним и видишь, как он постепенно отдаляется от тебя, теряя лучшее, что в нем было, поневоле будешь возражать.
— Все от того, что он оставил сцену, — сказала Мария. — Он знал, что это начало конца, и все в нем перевернулось. Когда я начну стареть, то, вероятно, тоже стану пить.
— Нет, не станешь, — сказал Найэл. — Ты слишком тщеславна. Слишком заботишься о фигуре и лице.
— Вовсе не забочусь, — сказала Мария. — Слава Богу, пока не требуется.
— Придет время, потребуется, — пообещал Найэл.
Мария хмуро взглянула на него.
— Отлично, — сказала она, — продолжай. Скажи еще какую-нибудь гадость. Так или иначе, всем нам отлично известно, что ты замышлял той зимой.
— Да, — подтвердила Селия. — Все к одному. Бедный Папа очень беспокоился за тебя, Найэл. Это было просто ужасно.
— Чепуха, — сказал Найэл.
— Тебе едва исполнилось восемнадцать, — сказала Селия. — А какие пошли разговоры.
— Ты хочешь сказать, что говорил Папа, — сказал Найэл. — Он всегда говорил. Без этого ему жизнь была не в жизнь.
— Но он очень расстраивался, — сказала Селия. — Он так и не простил этой женщине.
— Когда люди кого-то не любят, — сказала Мария, — они всегда говорят «эта женщина». У тебя есть причина не любить бедную старушку Фриду? Право, она была лучше многих. Для Найэла даже совсем не плоха. Она не причинила ему никакого вреда, как раз наоборот. К тому же она была старым другом Папы и Мамы.
— Наверное, поэтому Папа так рассердился, — сказал Найэл.
— А ты Фриду никогда не спрашивал? — спросила Мария.
— О Господи, конечно нет, — ответил Найэл.
— Какие мужчины странные, а я бы спросила, — сказала Мария.
— Все началось на том ужасном банкете, — сказала Селия. — Кошмарный вечер. Я его никогда не забуду. Этот ужасный банкет в «Грин-Парке» или как там назывался тот отель. Папа устраивал прием в честь Марии после ее премьеры в «Хеймаркете».
Читать дальше