Эмма Тополь - Катья

Меня словно парализовало. Я смотрела вперед на перекрывшую нам дорогу полицейскую машину и не могла понять, мне они говорят или кому-то другому. Рядом кто-то хрипло сказал:

– Нас сейчас возьмут... В трех кварталах от больницы... Да, со мной... Сзади тоже машина... Куда бежать? Они перекрыли сзади и спереди! Что?

Я повернулась к Зубатому и поняла, что он говорил по телефону, скорее всего с Валентином.

Не знаю, что меня толкнуло, но я вдруг рывком открыла дверь, выскочила на улицу и помчалась среди остановившихся автомобилей на противоположную сторону. Какой-то идиот чуть не сбил меня с ног, двинувшись на новенькой «хонде» вперед как раз в тот момент, когда я пробегала между ним и красным «фордом», стоящим впереди. Я с силой стукнула его по капоту и закричала:

– Козел, смотри куда едешь!

Увидев его удивленное лицо, я сообразила, что кричала по-русски. Но это открытие меня недолго занимало. Я уже была на другой стороне улицы, где собралась толпа любопытных. Когда я оказалась среди них, никто меня не остановил, наоборот, все расступились и дали возможность войти в середину. Где-то рядом возник шум, несколько голосов перебросились фразами, их подхватили, и заговорили все разом:

– Копы, копы! Сюда бегут! А кого ловят? Бандитов? Какого насильника? Детей воровал? Ах, гад! Поймать бы его... А куда мэр смотрит? Куда смотрит – себе в карман смотрит! Что произошло, кто-нибудь знает? Квартиру обворовали? В этом районе всегда что-то происходит. Два дня назад тут тоже...

Я пробиралась сквозь толпу, движущуюся в обратном направлении. Удивительно, как люди любят происшествия! Толпа зевак стремительно росла, и я уже сама в какие-то моменты не понимала, что происходит и за кем охотится полиция.

«Главное – не останавливаться! – звучало у меня в ушах. – Не останавливаться и ни на кого не смотреть! Только бы выбраться отсюда незамеченной, добежать до метро, там легче всего затеряться...»

– Стоять! – услышала я позади себя крик. – Не двигаться! Буду стрелять!

Хотя мимо меня проходило много людей, я сразу поняла, что обращаются именно ко мне. Скорее всего, потому что ждала чего-то подобного, а может быть, от того, что все вокруг шарахнулись от меня, испуганно глядя на кого-то позади. Кто-то во мне настойчиво говорил: не поворачивайся! Продолжай идти! Если повернешься – конец!

Но окрик повторился, и я не выдержала. Оглянувшись вполоборота, я увидела невысокого коренастого полицейского, который направлял на меня пистолет. Вокруг нас место в радиусе пяти метров было уже пусто. Рядом с первым полицейским появился еще один, он тоже целился в меня. Вдруг сзади кто-то на меня прыгнул и повалил на асфальт. Я закричала, пытаясь вырваться, но руки были крепкие, меня молниеносно скрутили, и я почувствовала у себя на запястьях тяжесть и прохладу железных наручников.

Не знаю, что на меня нашло, но я изворачивалась и крутилась под чьим-то тяжелым телом, пытаясь сбросить его с себя. При этом я кричала по-русски, по-английски, угрожала городской полиции разорительным судом и даже, по-моему, обещала добраться до президента.

Но мой крик и попытки освободиться не вызвали никакого сочувствия. Сидящий на мне полицейский схватил меня за волосы и довольно сильно несколько раз потянул вверх:

– Сопротивление полиции при аресте только увеличит твой срок, не дергайся и слушай внимательно, что тебе говорят.

После этого другой мужской голос начал говорить мне о моих правах...

Вокруг стало тихо, звуки города ушли на задний план, растворившись в этом монотонном голосе. Я опустилась щекой на горячий асфальт и закрыла глаза...

Судья в черной мантии сидела на своем месте в центре длинного стола и уже двадцать минут просматривала какие-то бумаги. Это была плотная женщина лет пятидесяти с короткой шеей и плоским незапоминающимся лицом. В зал кто-то входил, выходил, но было тихо, все внимательно следили за судьей.

Когда минут сорок назад меня ввели сюда, сняв в коридоре наручники, первым, кого я увидела, был Ларри. Он сидел во втором ряду один. Прямой, высохший, бледный, покрасневшие глаза, направленные на меня, полны боли и ненависти. Я хорошо знала мужа, чтобы понимать, как он сейчас потерян и несчастен. В сложные моменты, когда надо было принять серьезное решение, Ларри, всегда осторожный в мелочах, терялся и слабел. Последние восемь лет я служила ему своего рода костылем, на который можно было опереться. Но теперь он один, и мне стало жаль его. Тем более что ранее жизнь не очень его утруждала событиями подобного рода. О таких делах мой дорогой американский муж привык слышать с экрана телевизора, но чтобы с ним произошло нечто подобное – в это он никак не мог поверить.