Михаил Пак: Эолли или легкое путешествие по реке

Отныне мне следовало соблюдать чистоту. Каждый день я мыл полы и пылесосил. Ходил по квартире в голубом халате, как доктор, нахлобучив на голову колпак.

В первую очередь я смастерил, так называемый, биологический блок, — с поршнями, цилиндрами, маховиками, стеклянными трубами, проводами. Блок занял полстены в гостиной, от него через дыру в стене шли все провода в спальню, — там, в идеальной чистоте, стояла одна лишь кушетка, на которой я намеревался по частям собирать свое произведение. Спал я в гостиной на диване.

Самой важной задачей было изобрести искусственную кожу. Эластичную, мягкую, крепкую. На вид и на ощупь совершенно не отличимую от настоящей, человеческой. Иначе вся последующая работа потеряла бы всякий смысл.

Каждое утро я уезжал в фирму, весь день работал, возвращался домой, ужинал и сразу принимался за дело. Засиживался до поздней ночи, а зачастую — до утра. Само собой разумеется, — выходные дни я работал дома безвылазно. При такой сверхзанятости не могло быть и речи, чтобы встречаться еще с девушками.

Как мне ни хотелось захламлять квартиру, но постепенно она стала напоминать лавку старьевщика. Я приносил домой все, что могло бы пригодиться. И с фирмы тащил, и с улицы. Однажды нашел во дворе у мусорного бака старую муфельную печь, которой пользуются скульпторы для обжига керамических изделий малых форм. Печь оказалась исправной, я заменил на ней лишь электрический шнур с вилкой. В печи я выдерживал в необходимой температуре химические растворы.

Итак, я целиком погрузился в работу, у меня почти не оставалось свободного времени. В студенческие годы я ни с кем близко не сошелся. Стало быть, и я не был никому нужен. Только встречался я изредка с другом детства Гришей Сомовым. Гриша был пилотом гражданской авиации, летал на внешних линиях — Париж, Брюссель, Хельсинки. Я ему заказывал кое-что для работы, и он привозил.

Позвонила Таня, девушка, с которой я познакомился однажды на концерте симфонической музыки. Она напомнила, что с последней встречи мы целый год не виделись.

— Я уезжаю, — сообщила она.

— Куда? — спросил я.

— К мужу.

— Гм… Ты, что, замуж вышла?

— Конечно. Целый год ты не удосужился даже позвонить…

— Надо же… Говоришь, год?..

— Почти вечность. Девушка не может ждать вечность…

— Гм…

— Не хочешь что-нибудь сказать мне?

— Что тут скажешь?..

— Напоследок встретиться со мной не желаешь?

— Хотелось бы, конечно…

— Давай, я к тебе завтра приду.

— Гм… Лучше где-нибудь в городе встретимся. Идет?

— Так и знала. Новую пассию завел?

— Вовсе нет. Просто в квартире беспорядок.

— Меня это не пугает.

— Гм… тогда…

— Жди меня к семи вечера!

Ровно в семь Таня пришла.

В модной кожаной куртке, косынке, повязанной на шею. И шерстяной короткой юбке. Ничего лишнего. Повесила на вешалку сумочку, с удивлением оглядела механизмы, занявшие полкомнаты, прошлась туда-сюда, наклонилась, подняла со стола какой-то предмет, поставила на место.

— Ты, что, — поинтересовалась девушка, — атомную бомбу делаешь?

— Бомбу, — кивнул я, улыбаясь.

Таня села на диван, и сказала уже серьезно:

— Рыбалку, по всему, ты забросил, следовательно, нашел занятие. И где трудишься?

— Так, одна научная фирма.

— Работа не надоедает, что и дома зашиваешься?

— Понимаешь, Таня… формулу одну не могу найти.

— Да? И что? Прячется твоя формула?

— Ага. За темным углом. Выглядывает зараза и хихикает, наблюдая, как я мучаюсь.

— Так и вся жизнь пройдет… в поисках…

— И то правда… У меня идея. Пойдем, поужинаем в ресторане.

— Что, вину загладить хочешь?

— Хочу.

Мы встретились с Таней, когда я был безработным и ловил на озере рыбу. Рыбача с утра до вечера, я иногда выкраивал время для того, чтобы сходить на концерт. В Большом зале консерватории имени Чайковского познакомились. Наши места были рядом. Слушали "Времена года" Антонио Вивальди в исполнении камерного оркестра. После концерта мы вышли на улицу, музыка Вивальди переполняла наши души, окружающее казалось нам таким добрым, теплым — улицы, дома, люди… Весь мир был полон любви, и мы шли с Таней, целиком пребывая во власти всеобъемлющего чувства, и нам ничего не оставалось, как отдаться ему… Мы пошли с ней и хорошенько расслабились, или, как это принято говорить сейчас, трахнулись, слишком вульгарное выражение, оно мне не нравилось никогда, в нем присутствовало нечто животное, неотесанное, грубое. Хотя, — занимались любовью тоже как-то по-книжному. Занимались сексом — слишком прямолинейно… В нашей ситуации больше подходило бы выражение — слияние души и тела. Секс на вершине музыки. Пусть так. Правда, я не помню, куда мы с ней пошли, где это происходило… Не на улице же, в самом деле, мы этим занимались.