Юлия Любимова - Фирменные люди

Сначала она застыла перед своим компьютером, словно гипнотизируя остекленевшим взглядом монитор, затем начала нервно перебирать предметы на столе, левой рукой схватила ручку, правой – телефонную трубку, хотя ей никто не звонил. Выглядело это так, будто бы она теряет сознание и пытается ухватиться за первый попавшийся предмет. Потом вдруг раздался глухой стук, как если бы пустой шкаф упал плашмя на мягкий ковролин. Все вскочили со своих мест, увидев, что Маринино кресло пусто, а сама она скорчилась около стола.

Она лежала на боку и билась в судорогах. Глаза ее были полузакрыты, лицо искажено, а голова мерно билась о серую офисную тумбочку. Телефонная трубка висела на проводе и качалась над ее головой, сигналя короткими гудками, как в плохом детективе, когда жертва в последний момент хватается за телефон, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но сказать ничего не успевает.

Все, кто находился в этот момент в бухгалтерии, окружили ее стол, но стояли на некотором расстоянии, не решаясь приблизиться. На лицах сотрудников был такой ужас, будто бы в офис пришла сама смерть.

Я почему-то подумала про свою маму. Она тридцать лет проработала врачом в поселковой больнице и наверняка не испугалась бы подобной ситуации.

Разрывая тягостное молчание, кто-то прошептал:

– Что-то надо делать! У нас медицинская фирма, может, найдутся люди, которые знают, что с ней приключилось?

Диагноз – эпилептический припадок, как что-то ужасное, не назывался вслух. Через несколько минут прибежала врачиха по имени Ольга, работавшая менеджером по клиническим исследованиям, все расступились, давая ей дорогу. Она трудилась во «Франсье» недавно и за короткий срок сумела сделать неплохую карьеру, дав фору всем, кто уже много лет ожидал эту должность, но так и не захотел принять определенные правила игры.

Не долго думая Ольга решительным жестом раздвинула шеренгу зевак, присела на корточки около бьющейся в судорогах Маринки, громко спросила: «Вы что, не видите, что она голову разобьет?» – и приподняла ее голову. Наверное, другой, «осторожный» врач на ее месте мог бы просто сказать: «Вызывайте „скорую“ – я ничем помочь не могу». Потом она перевернула Марину на спину и, поддерживая голову одной рукой, подложила ей папку, которую схватила с Марининого стола.

Минут через пять, показавшиеся собравшимся вечностью, Марину стало трясти меньше, во рту у нее что-то зашкворчало и зашипело, как на сковородке, и через несколько минут потекла белая густая пена.

Все застыли в страхе, как будто это конец...

Ольга наклонилась к бедняжке и стала как-то неестественно четко с ней разговаривать:

– Мариночка, Марина, вы меня слышите? Вы меня слышите, Марина? Кивните мне, если вы меня слышите.

Несчастная не подавала признаков жизни. Ольга, видимо, следуя врачебному опыту, энергично похлопала ее по щекам, но Марина молчала.

Сотрудники, наконец немного пришедшие в себя, ожили и зашептались:

– Бедная Маринка, бедная... До чего довели человека...

– Может быть, ее побрызгать? Сбегайте кто-нибудь за водой!..

А Малышева капризно надула губы:

– Интересно, как Хаменко вообще попала в штат, в такую солидную фирму? Ведь нас всех проверял психолог, отчет готовил для HR, требовали рекомендации, медицинские справки...

В комнату ворвалась взъерошенная Кулик, она была в панике, вероятно, думая, что случилось самое страшное. Она тараторила что-то про страховку и непрерывно спрашивала секретаря, когда же наконец приедет «скорая помощь».

Вдвоем с Ольгой мы подняли обмякшую Марину под мышки и усадили в кресло. Кажется, дыхание ее стало выравниваться, но она по-прежнему не приходила в себя. Ольга твердила как заведенная, повторяя одно и то же:

– Мариночка, вы меня слышите, слышите? Кивните, пожалуйста, мне, кивните...

Карина Мухамедовна Кулик тоже наклонилась над Мариной, чтобы помочь Ольге, и, набрав воздуху в грудь, громко сказала:

– Мариша! Очнитесь, ничего страшного не произошло, все нормально. Все хорошо. Не волнуйтесь. Никто ничего не видел.

Тем временем людей в бухгалтерии собралось еще больше. Некоторым явно нравилось бесплатное представление. Их следовало бы, конечно, разогнать, но заниматься этим было некому, все следили за развитием событий с каким-то нездоровым интересом и скорбными лицами.

Наконец Марина приоткрыла глаза и обвела всех мутным, ничего не выражающим взглядом. Очевидно, она никого не узнавала и явно не понимала, где находится. На вопрос Ольги, лучше ли ей, она слабо кивнула, а потом, приходя в себя, словно спросонья, вытерла ладонью мокрое лицо, посмотрела на Ольгу, на окружающую ее толпу и, осознав, что случилось, зарыдала. Все бросились ее утешать: