Дзюнпэй Гомикава - Условия человеческого существования

А в бараке все пели. Где-то недалеко слышались неторопливые шаги часового.

Кадзи дошел до ограды. Неужели здесь проходит граница между человеком и пленным? Но ведь тогда очень просто перемахнуть на ту сторону. А там что? Смерть или жизнь?.. Кадзи лег, пытаясь пролезть между рядами колючей проволоки. Железные шипы царапнули лицо. Через секунду колючки зацепились за мешковину. Кадзи осторожно отцепил одежду. Вот прошла грудь, потом живот, наконец ноги — он был уже на той стороне. Ничего трудного. Но радости освобождения не было. Не было и надежды.

За узенькой речушкой мирно спала китайская деревня.

Когда Кадзи, ступив на тонкий лед, продавил его, где-то поблизости залаяла собака. Кадзи стоял по колено в воде.

Никто не заметил исчезновения одного пленного японца.

* * *

Митико стала работать на кухне при больнице. Сначала она хотела воспользоваться любезностью Се, который предлагал ей место медсестры, но потом передумала и решила пойти на кухню. Она, конечно, могла работать медсестрой, но было бы обидно, если бы другие сестры, в большинстве своем японки, сочли ее любовницей Се, да и самому ему такая явная протекция могла бы повредить.

— Вы не беспокойтесь, — сказала она Се с улыбкой, — ведь и дома я только тем и занимаюсь, что готовлю.

Митико быстро поладила с китаянками, работавшими на кухне. Поначалу старшая кухарка Ma-тай косилась на нее, но очень скоро стала относиться сердечно к трудолюбивой, скромной японке.

Молодая китаянка Сун Ин-минь даже подружилась с Митико. Как-то, когда они стирали, Ин-минь спросила по-японски:

— У тебя изволит быть любимый?

Митико улыбнулась, очень уж не вязалось это «ты» с «изволит быть».

— Есть, очень-очень есть, — сказала она по-китайски, желая, разумеется, сказать о силе своей любви.

Но Сун изумленно округлила глаза. Она поняла ее иначе.

— А так не сложно? Один придет, потом другой сразу, а ты одна…

И Митико пришлось долго объяснять, что она любит так, как сразу тысяча женщин, но любит одного. Пока она объясняла, к горлу подкатился комок, и она разрыдалась. И Ин-минь, по-видимому очень отзывчивая девушка, глядя на нее, тоже заплакала.

— Война виновата. Господин Кадзи не виноват. Придет домой, обязательно придет.

С этого дня они подружились — ширококостная решительная китаянка и хрупкая смуглолицая японка. Однако надежда на возвращение Кадзи таяла с каждым днем.

И вот наступала зима. Ее приход был равносилен для Митико смертному приговору.

«Только бы снег подольше не выпадал!» — молила Митико. Но в один из вечеров он начал падать с почерневшего неба.

Вот и стекла поездов, идущих с севера, уже украсили ледяные узоры. За две сотни километров отсюда, наверно, уже так холодно, что морозы пробирают до костей. По дороге домой Митико представила Кадзи идущим в такой мороз. И пальто, верно, на нем нет, и голодает он, и ночует в степи. И все же идет и будет идти. А вдруг его отправили в Сибирь? Митико сняла перчатку. Снежинки, упавшие на холодную ладонь, долго не таяли. И Митико представила, как этот снег толстым слоем ложится на плечи мужа.

Она шла, потирая озябшие руки. Кожа на руках у нее огрубела от работы и как-то сухо шуршала. Она еще никогда не слышала такого звука. Эти руки говорили о ее честных трудовых буднях, о гордом одиночестве души. А как эти руки жаждали обнять Кадзи! Если бы только они могли снова гладить дорогое лицо, Митико согласилась бы на всю жизнь остаться кухаркой. А что, если сейчас, вот за этим углом, навстречу ей выйдет Кадзи? Не стесняясь прохожих, она бросится ему на шею. А он прижмет к губам ее заскорузлые руки и ласково спросит: «Работаешь?» И она ответит: «Да». Господи, она бы согласилась работать в десять раз больше, только бы ее Кадзи вернулся. Любимый, я стану уличной торговкой, воду буду таскать, только бы нам снова быть вместе…

Вдруг Митико заметила, что разговаривает сама с собой. В последнее время у нее появилась такая привычка. Особенно по ночам. Задает вопросы и сама же на них отвечает. Ясуко как-то с улыбкой сказала: «Видно, ни одно лекарство не излечивает от любви. Как я счастлива, что мне не по кому убиваться».

Когда Митико дошла до площади, снег уже повалил крупными хлопьями. Она подумала, что не сможет сидеть одна в неуютной комнате пансиона, а Ясуко, видно, еще не вернулась… И Митико решила не идти домой.

В редакции газеты «Демократический вестник», где основную роль играл Ното, между четырьмя мужчинами, окружившими печку, разгорелся спор.