Глеб Соколов - Вихрь преисподней

В этот момент в маленькой съемной квартире вновь раздался звонок телефона.

Человек в измятом коричневом костюме взял трубку: никто ничего не говорил, молчание... Он положил трубку обратно на телефонный аппарат.

«Что же все-таки там, в районе Измайловского парка со мной произошло?.. К чему все это было? Что это все было?» – мучался Не-Маркетинг. Само собой, никакого ответа на все эти вопросы у него не было, и он даже не знал, где можно искать на них ответ.

– Одно можно сказать точно, – проговорил Не-Маркетинг, все еще разговаривая сам с собой. – Я должен вернуться в реальность. И эта реальность обязательно должна быть счастливой. Потому что я, без всяких сомнений, счастливый человек. А всё это неблагополучие, которое сопутствует мне – оно только бред, оно только мне кажется!.. Итак, возвращение в счастливую реальность!

Он хлопнул в ладоши, словно приглашая счастливую реальность войти в комнату.

Вдруг его охватил ужас: как же он мог уйти из Измайловского парка, как же он мог уйти от тех каруселей, что были в детстве?!.. Стоп. Почему вдруг он подумал про карусели? Ведь не катался же он сегодня в Измайловском парке ни на каких каруселях... Да, сегодня не катался. Но в детстве он катался, катался однажды в этом парке на каруселях!.. Именно в этом парке он однажды катался на каруселях.

Не-Маркетинг заметался по комнате. Наверное, сходное ощущение он испытал бы, осознай вдруг, что оказался на вокзале в чужом городе, в чужой стране, без копейки денег, а поезд его – вон уходит, уже виден только последний вагон, и скорость – все больше, больше, и не догнать, никак не догнать!

Но в его положении все было не так плохо, как в случае с поездом. Он мог немедленно вернуться на карусели, в парк. Метро еще работало. Даже на такси тратиться – и то не придется.

Да, точно, он не может больше оставаться сейчас в этой комнате, когда где-то там остался и продолжает быть и шуметь деревьями Измайловский парк, и там что-то такое происходило с ним, – что, он даже и не понял, но что-то было, что-то очень важное, что-то после чего началось все это – эти знакомые незнакомцы и подростки. Там, в парке, в Измайловском парке была какая-то важная информация, там было что-то, там было какое-то странное ощущение, какой-то намек. Здесь, – он посмотрел по сторонам вокруг себя, на свою самую обыкновенную, самую ординарную московскую комнату, – здесь не было ничего, здесь было лишь четыре стены, тюрьма, которая наглухо скрывала от него любую информацию. Он подскочил к телевизору, судорожно надавил на кнопку, – телевизор не включился (видимо, штепсель был просто выдернут из розетки)...

Он принялся спешно собираться обратно в Измайловский парк.

Да, точно, все дело в информационных потоках. В Измайловском парке был какой-то давний, какой-то забытый информационный поток. В детстве, когда он был на каруселях, в его голову входила какая-то важная информация, какой-то длинный информационный поток, вереница из ноликов и единиц. Освежить ее, эту вереницу из ноликов и единиц, вспомнить можно только на каруселях Измайловского парка.

Вот он был уже вновь одет. Впрочем, вся процедура одевания заключалась единственно в том, что он опять повязал галстук и накинул пиджак. Больше ничего...

...Он приближался к преддверию Измайловского парка. Непонятно, почему до сих пор он не испытывал дикого страха от того, что ему предстояло выполнить: зайти темной ночью в парк. Здесь, на границе парка и остального города было, действительно, жутко. Фонари, которые тут и там горели у входа в парк, только усиливали атмосферу гибельного мрака, которая исходила от чащи деревьев, раскачавшихся под ударами сильного ветра.

Больше всего Не-Маркетинга в этот момент беспокоило не то, как он войдет в парк, а то, что кто-то может сейчас смотреть на него и думать: интересно, с какой же это целью может этот человек в коричневом костюме и галстуке двигаться в сторону темного ночного парка?!..

Напряжение в голове Не-Маркетинга нарастало. Он подходил к парку все ближе, ближе...

Вот он уже шел по парку. Было пустынно, но совсем не темно, впрочем, он шел по центральной аллее, и здесь было много фонарей. Но уже по сторонам этой центральной аллеи было черным-черно, густые заросли кустарников и ветви деревьев не пускали свет фонарей туда, где заканчивался асфальт.

Напряжение в голове Не-Маркетинга становилось все сильнее и сильнее. Теперь только один информационный поток входил в него с огромной скоростью, – он состоял уже не из нулей и единиц, а одних лишь жутких единиц страха. Но Не-Маркетинг держался, он понимал, что это только начало, только главная аллея, только совсем недалеко от входа в парк. Он не смог совладать с собой и обернулся: точно так же, как и когда он бежал из глубины парковой чащобы к выходу, теперь, когда он шел от входа в глубину парковой чащобы, позади высился ярко освещенный белый прямоугольник гостиничного корпуса. Там сейчас должны быть приехавшие на съемки телепередачи мальчишка-беспризорник, приемная дочь дальних родственников коллеги, что был сегодня одет в темно-синий пиджак и серые брюки – Маркетинга, там могли быть знакомый незнакомец и подросток, что ел возле станции метро горячую сосиску с булочкой, там могли быть и его родители.