Глеб Соколов - Шанс дождливого безумия

– Сейчас сделаешь... Пойду, нужно... Пока раздевайся...

Ушла, прикрыв за собой дверь.

«Не говори навзры-ыд!» – неслось из колонок. Шлягер был длинным.

Алексей поднялся и прибавил громкость. Он любил слушать музыку громко. Начал раздеваться: скинул пиджак, снял и небрежно бросил в сторону кресла брюки. Промахнулся, брюки упали на пол.

Когда обернулся, на пороге комнаты в ярко освещенном дверном проеме стоял милиционер...

– Нарочно, гад, погромче сделал!.. Чтобы никто не слышал, как она кричит! – визгливо произнесла высунувшаяся из-за спины офицера милиции Марина.

Милиционер тяжелым взглядом посмотрел на Алексея. Не поворачивая головы к хозяйке квартиры, строго произнес:

– Ладно, гражданка, подробности письменно изложите! Помогите лучше потерпевшей...

– Я сейчас... Сейчас! – продемонстрировала рвение Марина, но с места не двинулась.

Алексей, как зачарованный, смотрел в серые, полные ненависти милицейские глаза.

– Ну что, подонок, изнасиловал бабу?! – угрожающе, спросил офицер.

В эту секунду Алексей подумал, что у стоящего напротив него человека обязательно должна быть юная, очень красивая дочь, которая частенько возвращается поздно вечером домой по темной улице. И от этой догадки Алексей испытал не просто страх, – животный ужас. Ноги ослабели. Не робкого десятка, никогда не испытывал столь унизительного и черно-безысходного чувства.

– Сдается, Юрий Викторович, нет, – раздалось в коридоре. – В последний момент вырвалась...

– Точно, вырвалась!.. Не иначе, как в последний момент. Сразу перед тем, как вы вошли! – вновь закликушествовала Марина.

– Да помолчите! – не выдержал офицер. – Черт знает, кого в дом приводят. А потом срывайся, беги... Звонят, черт побери!

– Так я чего, так он пьяный, угрожал, полез... – начала со слезами в голосе оправдываться Марина. В роль вошла хорошо. Бабенка явно не без способностей.

– С-суки! Врут они! Шантаж! – неожиданно для себя самого, не своим голосом вдруг закричал Алексей, дернулся в сторону милиционера. Ярость душила. Себя он уже не помнил...

В следующую секунду оказался на диване с заломленными за спину руками, придерживаемый офицером. В комнату влетел второй офицер. Вошел, потирая руки, третий милиционер. Похоже – водитель «Уазика».

– Отпустите, – проговорил Алексей, мгновенно придя в себя. – Отпустите, я же не чокнутый, чтобы с вами драться. Штаны-то хоть дайте одеть!..

Реплики, произнесенные им лежа на диване лицом вниз, сдавленным голосом, не произвели на милиционеров никакого впечатления.

– Начинай оформлять протокол! – приказал старший офицер, державший Алексея, своему напарнику. – Запиши – оказал сопротивление...

Алексей прикрыл веки – перед глазами плыли круги. Он отказывался верить в реальность происходившего.

Неожиданно он вновь дернулся всем телом, – на помощь офицеру тут же подскочили оба милиционера.

– Вы что, совсем не соображаете?! Кому верите?! – кричал Алексей. – Изнасиловал! Да что ее насиловать?! Она же первого попавшегося мужика с улицы приведет и еще заплатит ему! Меня опоили! Я корреспондент газеты! Шанта-аж!

Стражи порядка отпустили его, расступились. Алексей, обмякнув, остался лежать на диване. По щекам текли слезы отчаяния.

Старший офицер тем временем порылся в карманах его пиджака, извлек оттуда корреспондентское удостоверение. Раскрыл.

Тут в комнату вошла Загодеева: на лице – следы размазанной и, словно бы второпях, небрежно вытертой краски для век. Одной рукой молодая женщина придерживала разорванный, якобы во время борьбы, рукав платья. В другой руке – лист бумаги.

– Вот нате, заявление об изнасиловании...

И в сторону Алексея:

– Об условиях труда он пришел расспросить, гад!..

Алексей поднялся с дивана, принялся надевать штаны. Голова теперь работала четко. Вернулось самообладание. Застегивая ремень, сказал милиционерам:

– Прошу отметить в протоколе, как быстро Татьяна

Загодеева пережила трагедию и даже оформила ее документально...

Дело было скверным: положение, в котором застала его милиция, заявление потерпевшей да свидетельство Марины лежали на чаше весов тяжелой гирей. Чтобы заставить склониться их в другую сторону, придется побороться...

Страха не осталось. Панических мыслей, вроде «Пропал! Погиб!» не возникало.

Ясно было одно – он с ног до головы в грязи.

А может, был всегда?..

За несколько мгновений до того, как двери троллейбуса должны были закрыться, профессор выскочил на остановку. Неотступно следовавший за ним человек не растерялся и сделал то же самое. Створки захлопнулись, машина двинулась дальше, а двое, – преследуемый и преследователь, – оказались на пустой остановке в метре друг от друга. Теперь у профессора не оставалось сомнений: грубая слежка, которая велась за ним все дни, имела одну цель – запугать, заставить прекратить расследование, которое вел. Ведь иначе агент наружного наблюдения не смотрел бы ему в глаза с наглой улыбкой, будто предупреждая: «Доиграешься с огнем! Прихлопнем, как муху!»