Мария Метлицкая - Главные роли

Возле меня на лавочку опустилась немолодая полная женщина, скорее всего тоже местная жительница. Одета она была в простое сатиновое платье, турецкие шлепки на ногах, дешевые розовые сережки в ушах, остатки «химии» на плохо прокрашенных волосах, золотые зубы, короткие, натруженные пальцы.

– Хорошо у вас тут, – сказала я. Надо же было что-то сказать.

Она кивнула:

– Суеты мало.

Мы замолчали.

– А эту давно знаешь? – спросила она.

– Лариску? Давно, лет двадцать тому.

– Нет, я не про Лариску. Я про чумовую говорю.

– Какую чумовую? – не поняла я.

– Ну какую-какую, про ту, с кем ты у ворот трекала. Я так понимаю, что не в первый раз вы увиделись, – объяснила она.

– Вы имеете в виду Лидию? – наконец дошло до меня. – Давно, давнее не бывает, учились вместе в одном классе.

– А-а, – протянула женщина и опять замолчала.

– Вот судьба какая! – сказала я и глубоко вздохнула. – Кошмар ведь, а не судьба.

Женщина с каким-то удивлением посмотрела на меня.

– Жалеешь ее, что ли? – словно удивилась она.

– А что, ее не за что жалеть? – возмутилась я. – Дочь погибла, муж сбежал, сына еле спасла. И сейчас ее жизнь тоже не сахар. – Я почти обиженно замолчала.

– Не пойму, о чем это ты, – нахмурилась женщина. – За что эту стерву жалеть? Какая дочь, какой сын? Не было у нее отродясь ни дочери, ни сына. Про мужа не знаю, врать не буду. – Она замолчала, сурово поджав губы.

– Да что вы, вы просто не в курсе, – продолжала горячиться я. – У нее страшная судьба, страшная. – Я начала повторяться. – Дочь ее покончила с собой, сын был наркоман, погибал почти, только здесь и спасся. А она – она при нем, только бы видеть его почаще, живет у чужих людей, только бы быть к нему поближе.

– К кому к нему-то? – почему-то разозлилась на меня Ларискина соседка. – Это я-то не в курсе? Перебрала ты, что ли, девка? Какая дочь, какой сын? Любовник у нее тут молодой, пацан совсем, двадцать пять лет. Из приличной семьи – родители такие солидные, дипломаты, что ли. В загранке они были, когда он с этой связался, зеленый еще совсем, двадцати лет не было. И начали они гульбанить во весь рост. Да так гульбанили, что он все из родительской квартиры вынес. Учиться бросил, пил с этой на пару, из ресторанов не вылезали. Родители вернулись, а он уже и не человек вовсе. Совсем пропащий стал. От этой гадины его никак оторвать не могли. Увозили, прятали, а он опять с ней сходился. На иглу, говорят, подсел. Мать его несчастная мне самой все это рассказывала. Не было от этой стервы никакого спасу – так к нему приклеилась. Не знаю, какими уговорами, правдами-неправдами, привезли его родители сюда. Здесь он в послушниках. Думали, не найдет. А она здесь через год объявилась. Только он стал в себя приходить. Я почему все это знаю – она угол у моей кумы снимает. И шастит в монастырь каждый день – опять воду мутит. Все уговаривает его уехать. Парень совсем измучился, высох, глаз не поднимает. И сколько он так выдержит? Слаб человек-то. Не знаю, может, это любовь такая, только все равно грешница она великая. – Женщина тяжело вздохнула и замолчала. А спустя несколько минут уверенно добавила: – А детей у нее никогда не было. Это точно.

С шумом вернулась молодежь, и все снова стали рассаживаться за столы. Соседки помогали Ларисе разливать чай и резать пироги. А я все сидела на лавочке и не могла встать. То самое состояние, про которое говорят: пыльным мешком по голове. Лучше не скажешь. И хуже тоже. Потом кто-то окликнул меня, и я села за стол. Уезжала я вечером с какими-то друзьями молодых – в их машине нашлось место и для меня. Хотя Лариска уговаривала меня остаться на пару дней. Но мне почему-то хотелось скорее уехать. Разболелась голова, и очень захотелось домой – встать под теплый душ, выпить таблетку фенозепама и провалиться в сон. Слишком много событий и впечатлений для одного дня и для одной меня. Слишком много.

Я ехала на заднем сиденье и молча смотрела в окно. На душе было ох как погано. Надо встряхнуться, приказала я себе. Нельзя же из-за этой чокнутой дряни так себя разрушать. Все мне в минус.

Дома я встала под горячий душ и выпила снотворное.

– Хорошо повеселилась? – поинтересовался муж.

– Лучше не бывает.

Ночью мне все-таки не спалось – таблетка не помогла. Чтобы не разбудить мужа своим ворочаньем и вздохами, я тихо выскользнула из спальни и пошла на кухню. Только в это время Москва затихала на коротких пару часов. За окном в нашей роще пела какая-то птица. Соловей? Когда-то раньше в этой роще пели соловьи. Раньше...