Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова

– Это вы сами решили или вам кто-то подсказал? – Не услышав ответа, он заметил: – Такие вопросы, как правило, решаются коллегиально, консилиумом.

– Да и я об этом же, – моментально согласился Линьков. -Действительно, надо бы устроить консилиум, больной очень тяжелый.

Сергунов опять нагнулся к главному врачу, что-то прошептал ему и встал:

– Ну что ж, прислушаемся к вашему совету, не так часто от вас можно услышать что-то дельное.

За ним поднялся Дмитрий Дмитриевич:

– Я прошу прямо сейчас вас, – обратился он к доктору Сергунову, – вас, доктор Линьков, и лечащего врача спуститься с нами в приемное отделение. Необходимо, не откладывая, сейчас же решить, что с этим больным делать. Да, найдите, пожалуйста, Андрея Викторовича, скажите, что мы его ждем у больного. А вас, Марк Борисович, – он обратился к заведующему вторым хирургическим отделением, – прошу вас, продолжайте конференцию. Если у кого возникнут проблемы, жду у себя в кабинете сразу же после консилиума.

Снова alma mater и снова проблемы

Идя по слякоти и холоду, когда за воротник задувает ветром дождь, в ногах – холодно и влажно, а на душе кошки скребут, Панкратов задумался. И мысли, конечно же, лезли в голову такие же неприятные и скользкие, как и все, что теперь окружало его. Он поднял воротник, вначале стараясь тщательно обходить лужи и дефекты в асфальте. А когда понял, что все равно промок, пошел уже напрямик, без всякого разбора, дабы побыстрее добраться до пункта своего сегодняшнего окончательного назначения. Где будет тепло и можно наконец переобуться.

На его счастье слишком далеко уйти в своих неприятных мыслях ему не удалось. Его окликнул знакомый голос:

– Андрей Викторович, осторожно, лужа! Во даешь, никого и ничего не видишь вокруг, прешь, как танк. Ноженьки бы пожалел, промочишь. – Андрей по голосу узнал своего товарища патологоанатома Марка Владимировича.

– Уже промочил. – Панкратов поднял голову и увидел патологоанатома, стоящего под зонтиком, да еще под низким карнизом входа в отделение, где он служил заведующим. Марк был старше его лет на пятнадцать. Но, несмотря на разницу в возрасте, они были дружны.

– И откуда и куда ты изволишь двигать в столь ранний час?

– Да, – Панкратов неопределенно махнул, – нахожусь между небом и землей.

– Значит, порхаешь еще. Совсем не плохо для нашего не улыбчивого времени. Иди ко мне под зонт, чего уж зазря мокнуть.

– Спасибо, не буду задерживаться, слишком много дел ждет.

– Всех дел не переделаешь, хотя и нужно стремиться к этому. Так тебя в школе учили?

– Именно.

– Так, неправильно тебя учили.

– Это почему же? – нехотя выдавил из себя Андрей.

– Ты, Андрюша, все грязь месишь да по клиникам шастаешь, как почтальон какой-нибудь. А тебе замес уже нужно делать, сидючи в уютном кресле, да в теплом кабинетике. Ты же заведующий отделением, большой хирург. Гоняй своих подчиненных, чего ты их бережешь? Тебе командовать надо да ноги в тепле держать. А ты в мокрых ботинках бегаешь.

– Да ладно, скажи лучше, как ты сам?

– Я то? А что я? Мои жмурики-ханурики тихо лежат, не кричат, не стонут. Ничего не требуют. И жалоб, естественно, не пишут. Не то что твои пациенты. Живем мы тихо, мирно, никого не трогаем...

– И примус починяем? Так, что ли? – закончил Андрей.

– Точно. Откуда ты все знаешь? – Они оба улыбнулись.

Андрей иногда заходил в его унылое учреждение. Чаще свои визиты совершал по необходимости, когда Марк осуществлял вскрытие кого-то из его бывших больных, если диагноз был неясен. В таких случаях он уже никому не доверял из коллег, сам шел на вскрытие. Ну, а Марк всегда был рад ему. Он был дотошным патологоанатомом и любил отгадывать загадки, которые иногда ставили перед ним природа, а чаще врачи. И не было такого случая, когда бы он не дознавался, отчего и почему больной покинул этот мир. Тем самым подтверждая хорошо известную истину, что патологоанатом – лучший диагност. Вот почему Андрей иногда говорил ему; «Я даже не знаю, кому ты больше рад, мне или непонятно от чего умершему пациенту». Марк был человеком начитанным, много знал, и с ним всегда было интересно проводить время, даже в этом малоприятном заведении.

Нередко после очередного вскрытия он затягивал Андрея к себе в кабинет, где готовил кофе, причем действительно на примусе. А когда у Андрея не было напряженки на работе, они выпивали коньячку и вели долгие, весьма плодотворные беседы по различным философским проблемам – о Боге, религии и, естественно, о жизни и любви. И в маленьком полутемном кабинете Марка, заставленном скелетами и многочисленными заспиртованными препаратами, органами и даже целыми, еще не родившимися человечками, эти темы приобретали особый, как бы документированный смысл.