Дэниел Мейсон - Настройщик

Солдат замолчал. Наступила тишина. Даже самые шумные из их компании сидели тихо, охваченные чувством благоговения.

– И что это была за мелодия? — наконец спросил Эдгар.

– Простите?

– Мелодия... что за песню он наигрывал на флейте?

– А мелодия... Любовная песенка этого народа. Когда шанский парень ухаживает за своей милой, он всегда играет для нее эту песню. Ничего в ней такого нет, совершенно простенькая, но она сработала просто чудесно. Кэррол потом объяснил тому самому солдату, который рассказал мне эту историю, что здесь никто не может убить того, кто сыграл мелодию, напоминающую ему о первой любви.

– Просто поразительно, — все начали тихонько посмеиваться, представляя себе соблазнительные образы.

– А есть еще какие-нибудь истории? — спросил Эдгар.

– Про Кэррола? О, мистер Дрейк, историй целая куча. Целая куча, — он заглянул в свой стакан, уже почти опустевший. — Но может, лучше завтра, сегодня я уже утомился. Путь длинный, до его окончания еще не один день. До самого проклятого Мандалая у нас не остается ничего, кроме историй.

Пароход, пыхтя, уверенно взбирался вверх по реке, минуя города, названия которых звучали причудливо, как заклинания: Ситсайян, Кама, Пато, Тайет, Алланмио, Яхаинг, Ньянгивагий. По мере продвижения к северу местность становилась суше, растительность поредела. Зеленые холмы Пегу вскоре сменились плоской равниной, густая листва уступила место колючим деревьям и пальмам-тодди. Они останавливались во многих городах, в пыльных портах, где не было почти ничего, кроме немногочисленных хижин и поблекших монастырских строений. Там они брали на борт или спускали на берег какие-то грузы, иногда прибавлялись новые пассажиры, большинство из которых были военные, мужчины с докрасна загорелыми лицами, они присоединялись к вечерним посиделкам, рассказывая все новые истории.

Все хоть что-то, но знали о Кэрроле. Кавалерист из Кьяукчета поведал им, что он как-то встретил солдата, который однажды был в Маэ Луин. Тот рассказывал, что форт напомнил ему истории о «висячих садах» Семирамиды, что он не похож ни на один другой, что там отовсюду свисают редчайшие орхидеи и в любое время суток можно услышать музыку. А брать в руки оружие нет необходимости, потому что на многие мили вокруг нет ни одного дакоита. Там можно сидеть в тени на берегу Салуина и наслаждаться сладкими фруктами. Там девушки смеются и распускают волосы, а глаза у них такие, какие можно увидеть лишь во сне. Стрелок из Пегу слышал, что шанские сказители слагают баллады об Энтони Кэрроле. А пехотинец из Данубиу сказал, что в Маэ Луин никто не болеет, потому что по долине Салуина дуют свежие ветры и можно спать под открытым лунным небом и просыпаться без единого комариного укуса. Там нет ни лихорадки, ни дизентерии, от которых умерло так много его друзей, которые совершали походы по джунглям, насыщенным испарениями, где пиявки постоянно присасываются к лодыжкам. Рядовой, который со своим батальоном направлялся в Хлайнгдет, слышал, что Энтони Кэррол демонтировал свои пушки и использует их в качестве вазонов для цветов и что оружие у солдат, которым выпадает счастье оказаться в Маэ Луин, ржавеет, пока его хозяева пишут письма и толстеют, слушая детский смех.

Все больше людей «складывали» свои истории в общую копилку, и, пока пароход двигался к северу, Эдгар постепенно начал понимать, что все эти рассказы были не столько тем, что было на самом деле, сколько тем, во что каждый солдат хотел верить. Хотя здесь был провозглашен мир, присутствие вооруженного контингента было лишь мерой, обеспечивающей сохранение этого мира, на самом деле Эдгар понимал, что все было совсем не так. И от этого рождался когда-то страх и ощущение того, что необходимо что-то, что помогало бы не выпускать этот страх на волю. С этим пониманием пришло еще и другое: Эдгару показалось удивительным, насколько для него самого правда теперь не столь важна. Возможно, даже больше, чем любому британскому солдату, несущему здесь службу, ему хотелось верить в чудодейственность майора медицинской службы, с которым он ни разу не встречался.

Симбаунгве. Мигьяунги. Минхла. Однажды ночью, проснувшись, он услышал причудливое пение, доносившееся с речного берега. Звук был далеким, почти как шепот, заглушаемый звуком его собственного дыхания. Он приподнялся на кровати и прислушался, застыв в неподвижной позе. Пароход уплывал все дальше.

Магве. Йенагьяунг. А потом, в Киаукье, долгое неспешное путешествие вверх по реке было нарушено появлением трех новых пассажиров, закованных в цепи.