Дэниел Мейсон - Настройщик

Дорогая моя, здесь так красиво. Дожди в этом году пришли рано, и лес переменился невообразимо. За считанные дни сухой кустарник преобразился в фейерверк цветов. Когда я плыл на пароходе из Рангуна в Мандалай, я познакомился с молодыми военными, которые рассказывали мне истории о Маэ Луин, и в тот момент я не мог поверить, что они рассказывают правду, но теперь я знаю, что это так. Солнце здесь яркое и сильное. От реки дует прохладный ветерок. Воздух наполнен ароматом нектара, запахом специй из кухни и звуками, что это за волшебные звуки! Я сейчас сижу под ивой, и ветви свисают низко, так, что мне виден лишь небольшой кусочек реки. Но мне слышен чей-то смех. О, если бы я только мог передать детский смех в музыке, одной только вибрацией струн, или хотя бы перенести его на бумагу. Но здесь слова бессильны. Я размышляю о языке, которым мы описываем музыку, но насколько он неприспособлен к тому, чтобы описать звук, возможности которого бесконечны. Тем не менее мы способны зафиксировать их; в музыке наша ограниченность касается лишь слов, но мы всегда можем обратиться к тональности и высоте нот. И все же для множества других звуков мы так и не подобрали слов и не можем записать их в определенном ключе и знаках. Как же мне объяснить, что я имею в виду? Слева от меня трое мальчишек играют на мелководье в мяч, и он все время улетает на глубину, а молодая женщина, стирающая белье, — возможно, это их мать, а может быть, сестра — ругает их, когда они пускаются вплавь, чтобы достать его. И все равно они вновь упускают мячик и снова плывут за ним, и в этот момент раздается какой-то особый смех, подобного которому я никогда раньше не слыхал. Это звуки, недоступные фортепиано, их невозможно загнать в нотные такты.

Кэтрин, как я хотел бы, чтобы ты тоже могла это услышать, нет, я хотел бы запомнить это навсегда, хотел бы привезти эти звуки с собой в Англию. Когда я пишу об этом, я чувствую одновременно невероятную печаль и невероятную радость, во мне поднимается какое-то желание, что-то сродни экстазу. Я стараюсь тщательнее выбирать слова, когда пишу об этом. И это действительно то, что я чувствую, ибо это поднимается у меня в груди, как вода в колодце. Я наполняюсь этими чувствами, а глаза мои наполняются слезами, словно во мне уже нет места для переживаний. Я не знаю, что это, откуда это взялось и когда это началось. Я никогда не думал, что смогу найти так много смысла в падении воды или в звуках детской игры.

Сознаю, каким странным для тебя может показаться это письмо. А я описал лишь ничтожную часть того, что делал и видел. Вместо этого я болтаю, как дитя. Что-то изменилось — должно быть, ты уже поняла это по моему письму. Вчера вечером я играл на рояле перед публикой, и среди нее был особенный зритель. Отчасти мне хочется обозначить именно это событие как начало изменений во мне, хотя я знаю, что это не так — эта перемена происходила более медленно, может быть, все началось еще дома. В чем суть этой перемены, я не понимаю, так же, как я не понимаю, счастливее ли я стал, чем был раньше. Иногда я думаю о том, что я потерял счет времени, потому что мое возвращение должно быть связано не с какой-то конкретной датой, а с моментом, когда наконец я заполню пустоту. Конечно же, я вернусь домой, потому что ты остаешься моей самой большой любовью. Но лишь теперь я понял, почему ты хотела, чтобы я ехал сюда. Мне стали ясны твои слова, которые ты говорила мне перед отъездом. Во всем этом есть какой-то особый смысл — ты права, хотя я до сих пор не знаю, в чем он. Не знаю даже, смогу ли я найти его, но пока должен подождать, должен остаться здесь. Конечно, я вернусь, скоро, может быть, уже завтра. Сейчас я пишу тебе, потому что сознаю, что ты должна знать, почему я до сих пор здесь. Я надеюсь, ты поймешь, дорогая моя.

Кэтрин, уже становится темно и даже холодно. Здесь сейчас зима, как бы странно это ни звучало. Мне интересно, что бы подумали люди, если бы прочли это письмо. Потому что внешне я остаюсь таким же и не знаю, способен ли кто-то заметить перемену, произошедшую во мне. Может быть, именно поэтому я так скучаю по тебе, ты же всегда говорила, что слышишь меня, даже когда я молчу.

Я напишу еще, потому что о многом пока не сказано, даже если виной этому всего лишь нехватка места, чернил и света. Остаюсь твоим любящим мужем. Эдгар».

Было еще светло. Много оставалось несказанного — он знал это, но перо дрожало в его руке, когда он подносил его к странице.

У ивы остановилась Кхин Мио, выражение ее лица показалось ему каким-то неестественным.