Фэнни Флэгг - Я все еще мечтаю о тебе...

Бебс давно положила глаз на «Гребешок». Одна строительная компания хотела заполучить это место под строительство, и последние несколько месяцев Бебс обрабатывала нью-йоркского адвоката комбинацией из сладких речей, обещаний и беспрерывного давления, пока не добилась желаемого. У нее уже была наготове супружеская пара, которая разыграет спектакль с покупкой.

Конечно, Бебс знала, что, как только дом снесут, снобы, кичащиеся своим историческим зданием «на горе», тотчас поднимут вой, но ей было наплевать. Подумаешь, какая-то горстка старых докучливых динозавров, цепляющихся за прошлое. Они думают, эти дома что-то значат как памятники… Обветшалая, вышедшая из моды груда кирпичей, которую нужно снести, вот что такое эти дома. Так к черту старикашек.

К полудню субботы Мэгги упаковала все кастрюли и сковородки в одну коробку, а посуду в другую. Оставалось решить, что надеть завтра на крутящихся дервишей, чтобы все прочее сложить для любительского театра. Мэгги минут десять гоняла туда-сюда вешалки в платяном шкафу, пока не выбрала черный парчовый костюм от Армани с зеленым шарфом «Гермес», простые жемчужные серьги и черные замшевые туфли от Стюарта Вейсмана. Потом порылась в верхнем ящике в поисках черных колготок — вроде была новая пара, — но, найдя упаковку, с раздражением увидела, что ошиблась с размером. Наверное, схватила, не поглядев. «А» ей будет мал. Жалко на один раз покупать новые, но что делать. Нельзя же надеть колготки телесного цвета со строгим черным вечерним костюмом.

Мэгги испытала искушение выскочить в магазин без макияжа. Всего несколько дней назад сама мысль о том, чтобы появиться на людях не накрашенной, даже не возникла бы у нее. Хорошо, что скоро она отправится в мир иной, а то превращается бог знает в кого. Еще немного, и начнет плеваться на улице.

Она прыгнула в машину и поехала на Бруквуд-Мол. Думала: сейчас заскочу, куплю колготки — и домой, но, прокатившись по кварталу раз шестнадцать, потеряла терпение. После двадцать третьего круга она сказала: «А, какого черта!» — и поставила машину на место парковки для инвалидов.

Она не любила нарушать закон, но остальные восемь мест для инвалидов были свободны, и шансы, что за эти пять минут к магазину подъедут больше восьми инвалидов, очень слабы. Но на случай, если за ней наблюдают, она с трудом выкарабкалась из машины и похромала к дверям.

Еще с порога Мэгги углядела Одри за стойкой в отделе бижутерии и понадеялась, что та ее не заметит. Но не тут-то было. Одри закричала через весь магазин:

— Мэгги! Это я! Я теперь тут работаю!

Одри протопала за ней в отдел женского белья и отпихнула кассиршу — мол, я сама обслужу. Ей хотелось поболтать, повспоминать былое, и если бы Мэгги не оставила машину на месте для инвалидов, то непременно задержалась бы и поговорила, но стоило Одри пробить колготки, как Мэгги схватила покупку и буквально выскочила из магазина, крикнув, что опаздывает на встречу, что было бессовестной ложью. Не проехав и ста метров, она осознала, как грубо поступила с бедной Одри, и, остановив машину напротив магазина «Миллион книг» за углом, расплакалась. Она не видела Одри двадцать лет. Она обязана была поговорить с ней.

Одри была близкой подругой ее матери, и последний раз они виделись на маминых похоронах. А сегодня старая женщина со скрученными артритом пальцами стоит за прилавком — какое грустное зрелище. Прежде Одри была высокой и статной, с красивыми рыжими волосами, и владела целым отделом «Лучшее дамское платье» в большом универмаге «Лавмэн» в центре города. Мэгги помнила даже, как они познакомились. На Одри было темно-синее шерстяное платье с большущими квадратными золотыми пуговицами и брошка с сапфиром, Мэгги она показалась шикарной, как кинозвезда. Много лет подряд, когда они с мамой заходили в магазин, Одри, увидев их, кричала всем продавщицам: «Это мои клиенты!» — и обслуживала их как родных.

Когда у мамы разыгрался артрит и она не могла больше шить, Одри звонила, если на распродажу выставлялось что-то симпатичное, по ее мнению, для Мэгги. Будучи и сама из рабочей семьи, Одри понимала, что денег у них в обрез, и на случай праздника, или торжественной церемонии, или выпускного бала у подруги всегда подбирала для Мэгги какую-нибудь уцененную красивую вещицу. Подмигивала Мэгги и говорила: «Мы же не допустим, чтобы наша девочка появлялась на вечеринках в обносках, верно?» А когда Мэгги стала Мисс Алабамой, Одри гордилась так, будто она ее дочь, и всем вокруг сообщала: «Я много лет ее одевала». И вот она работает неполный рабочий день в отделе бижутерии в маленьком магазине на окраине. Мэгги сидела и думала: что она должна была сказать Одри? А что она могла сказать?