Иван Зорин - Стать себе Богом

Я пожал плечами.

Опускались сумерки, вылетавшие из камина искры зарывались в ковёр, как светляки.

Вдруг он впился глазами:

Только говорится, что каждый по-своему с ума сходит, а выбор-то не богат. Вот ты с собой разговариваешь?

Бывает.

А я постоянно. Думаешь, пора к психиатру?

В нашем возрасте каждый сам себе психиатр. Все возводят стену от одиночества. А кирпичи старые, проверенные — тапочки, телевизор.

И такая от всего хандра хандрющая — хоть в петлю!

А Лида?

Ну да. Только её Крыса тоже изводит: «Где ваша гордость, милочка? Вы во всём с мужем соглашаетесь!» У Лиды слёзы: «Марина Николаевна, пожалуйста, оставьте нас в покое!» Но крысам плохо, когда другим хорошо. Она и из отца всю кровь высосала.

Он подцепил очередную ягодку.

Я тоже.

Крыса за порог — мы оживляемся, точно мыши.

Я рассмеялся:

Крысы и в подвалах прежде всего мышей пожирают.

Замолчали, дыша в унисон.

А случись что со мной? Крыса дом перепишет, бывшая моя подключится. А Лиде куда? Нет, нельзя мне на свете Крысу одну оставлять. Выпьем?

Появилась бутылка, мы со звоном чокнулись.

Значит, решил её вперёд отправить? Не боишься, что наследства лишат?

Ну, если всё по-тихому обставить.

Камин догорал, замигали тени.

Отравить?

Ага! Так в голове и крутится: «А сырку?» А про себя: «У, крыса!» Она удивится: «Он дал?» А я: «Ладно». Она уже со страхом: «Он дальше?» А я: «Ешь, ладно!» Переворачиваю задом наперёд. Герой! В уме переиначиваю, а всё равно по её получается.

Это как?

А вроде: «Укуси суку!»

Я покрутил у виска.

Он ответил тем же.

И оба расхохотались.

Бутылка пустела. Плеснули в рюмки, каждый себе.

Я из-за Крысы всю жизнь дома просидел. Она мне в детстве будто глаза выколола, чтобы по сторонам не глядел. Осколком зеркала. Слепому как узнать про её ледяное сердце?

А я переменил множество мест и, как улитка дом, повсюду таскал образ жизни. От забегаловок вон язву нажил.

Худых женщины больше любят.

Поэтому жёны — меньше.

Скривившись, он тронул живот.

Ты, верно, рос уличным. А в меня Крыса всё до крошки впихивала: «Доедай, у меня свиней нет!» А меня, интересно, за кого держала? И главную теорему, которую давно вывела, скрывала.

Какую ещё?

Про футбол. Что на свете все только и думают, как сыграть в него твоей головой. Знала, а таила. Нет, раздавить крысу — не преступление.

Сердито надувшись, он стал похож на бумажного тигра.

А юность? Помню, функции Бесселя изучаешь, а у самого одна функция.

Бес селя?

Точно. Как в стихотворении: «Весна мне душу веселя, любви подпишет векселя!» А Крыса стережёт, из дома ни шагу. Она и жену первую подыскала, а та сразу после свадьбы залепила: «Муж с женой одна дробь, и, чтобы была правильной, я буду сверху!»

Он подмигнул левым глазом. Я — правым.

А меня жена постоянно в пустые хлопоты втягивала.

Меня тоже, а когда на диване заставала, шутила: «Посмотри, сыночек, на папашу — сарделька в тесте!»

А сама дура-дурой! Раз у нас деньги кончились, так потащила в казино выигрывать. И всё в одну ставку бухнула.

Выиграла?

Ну, выиграла.

Выходит, умён не тот, кто знает истину, а кто упорствует в заблуждении?

Он кивнул.

А за жену я, признаться, и сам цеплялся — от одиночества.

Стена?

Стена.

Опрокинув рюмку, он отвёл глаза. В углу под потолком свисала паутина, зеленела штукатурка, и в её разводах я увидел летний сад с кустами смородины, мальчика с книгой и гладко причёсанную молодую женщину в гамаке.

Он тихо запел:

Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, тёти там и дяди — сволочи и бляди.

Колыбельная для пай-мальчика?

Он отмахнулся.

Лучше скажи, отчего я всю жизнь с краю?

Достали тёти и дяди?

Душу вынули! Пачкуны, зыркуны, строчилы! Куда не глянь — слухачи, шептуны, мелкопакостники.

Он качнул головой, я поддакнул:

Тугоухи, кривоглазы, суеносы.

Пихуны, рогачи, кусаки! Норовят встать над тобой, как числитель над знаменателем!

Шаркуны, топтуны, проныры! Только и слышишь: «вась-вась, вась-вась.» А женщины? Кобылы, вертихвостки.

Я щёлкнул пальцами, он цокнул языком.

Свистушки, охмурялки, кудахталки.

Жужжалки с когтями-локтями!

ляги-приляги.

жабьё-бабьё!

Осёкшись, почесали затылок.

Что-то мы разбубекались.

Сорвались с цепи.

Зато общий язык нашли. — Он засопел. — Между нами, у психиатра я всё же побывал. Мозги-то совсем набекрень.

Тем более сойдёт с рук.

Он хрипло рассмеялся:

Выходит, нормального повесят, а психа — простят?