Анатолий Ким - Радости Рая

— Ты же знал ответ.

— Но я забыл. Это же было до ВПВП.

— Поэтому твой вопрос был бессмысленным. Ответ на него, без всякого значения, остался на дне Аквамаринии, на глубине 8000 метров под водой.

— И все же, Господи, — апреля двадцать второго числа две тысячи одиннадцатого года, измерения Мары, я задавал тебе самый грустный и тревожный вопрос, бессмысленный, как черная дыра во вселенной. В одной штуке человеческой цивилизации на растаявшей в слепом пространстве космоса крохотной планетке Земля — успело ли человечество Мары хоть на мгновение побывать счастливым в Царствие Твоем, во Славу Твою, Иисусе?

— Если ты забыл, что тебе ответили тогда, то теперь я повторил тебе снова. Я лежал в посмертных пеленах, накрытый плащаницею, на каменном ложе и видел сон. Во сне стало мне до конца понятно, зачем Отец наш посылал меня на Землю. Но, как это бывает во сне, полная ясность в нем вдруг мгновенно угасла и улетучилась, когда я проснулся. А пробудился я оттого, что надо мною возвышалось, стоя рядом, огнеликое существо. Ангел Божий пристально смотрел на меня. Другой такой же Ангел отваливал от входа громадный запорный камень. Значит, они попали в мой гроб не через вход. Они, не прикасаясь, освободили меня от посмертных пелен и подвели к зеву пещеры. Один из Них сказал мне: «Ты не успел сделать того, с чем тебя посылали на землю, потому что тебя убили. Теперь будь безсмертным и продолжай твое дело. Иди и трудись». С тем я и вышел из пещеры снова в жизнь — и тружусь по сей день. Нет, дело мое еще не завершено.

— А Конец Света 2012 года, о чем пророчили все кому не лень, состоялся ли, Господи?

— Никто ничего не заметил.

— Как понимать Тебя, Господи?

— Это происходило как во сне. Было страшно, словно в кошмаре Апокалипсиса, но когда пробудились, оказалось, что ничего страшного не произошло.

— Почему?

— Кому ты задаешь свои вопросы?

— Тебе, Господи.

— Кто тебе отвечает на них?

— Ты, Господи.

— Где мы с тобой находимся?

— Того не знаю, Господи.

— Где ты находился, когда видел сон Апокалипсиса, и где оказался, когда очнулся от сна?

— Не знаю я.

— И я всего этого не знаю. Поэтому больше не спрашивал бы ты у меня о началах и концах. Не было Начала Света, не бывать Концу.

О болезненном бессилии слов, включая и слова самой жаркой молитвы, при которой кровь струится по лицу вместо пота, мне поведал мой пращур Андрей Первозванный, который возлежал в траве вместе с двумя другими учениками Иисуса. Учитель попросил их бодрствовать в ночи, побыть рядом, поддерживая Его слабеющий дух, пока Он молится. Он молил Отца Своего, чтобы днесь была пронесена мимо Него чаша лютой смерти. «Впрочем, воля Твоя», — говорил Иисус после каждого моления о чаше, и оглядывался, и видел, что в сонных душных травах спят его самые близкие ученики, и даже могучий, молчаливый и терпеливый Андрей дремлет, прислонившись спиною к стволу старой корявой оливы, уронив на грудь лобастую, с тугими черными кудрями, мужественную голову.

Впоследствии, в скифских степях Мангышлака, по дороге в Русию, одинокий Андрей, оторвавшийся от церковной общины, ревниво возлелеянной братом Петром, — Андрей Первозванный, воистину Апостол Первый, проходил берегом Каспийского моря мимо залива Актау. Он увидел дряхлого, белого как лунь старца, сидевшего среди шатких ковылей и горькой полыни на земле, глядя себе в колени. Не сразу поднял голову белый старец, когда Андрей подошел к нему и опустился рядом, сев на корточки. А когда старец поднял голову — то в его глазах была такая мерцающая звездная сила прозорливости, которая позволила ему разговаривать с Первым Апостолом Христа без всяких слов — лишь разумной силою взгляда.

— Это ты принес в Степь-Арку благую весть о пророке Исе, который хотел спасти погибающий мир человеков с помощью кроткой Любви?

— Другого способа спасти мир — нет. Или ты знаешь другой, старик?

— Нет, не знаю. Потому и ушел от людей в соленые такыры, и нынче или завтра, считай, я закончил свои бесплодные дни на земле. А кроткая любовь Исы, какою бы великой силой ни обладала, не могла устоять перед железным лезвием ума и огненной ярости человеческой.

— Кто ты, старик, и каково твое имя?

— У меня не было имени, потому что оно ничего не обозначало бы. И вот сегодня-завтра я ушел от всех людей, зверей, птиц и трав, словно меня никогда не было на этом свете — зачем имя было мне нужно? И тебе-то что в имени моем?

— Но ты знаешь имя Господа моего, Иисуса, знаешь учение его в одно слово — любовь. Так кто же ты?