Владимир Очеретный - Незадолго до ностальгии

— По большому счёту они правы, — согласился с кафкианцами Киш. — На самом деле, людей, которые могут объяснить, что такого гениального сделал конкретный гений, ничтожно мало. По отношению ко всем остальным людям они — статистическая погрешность, если не сказать меньше. А раз так, то какая разница, в какой области гений был гением?

— Как это — какая разница? — удивилась Варвара. — Ты шутишь?

Руки были заняты, и он слегка наклонился, чтобы чмокнуть её макушку.

— Тут всё просто. Вот ты можешь сказать, в чём заключается гениальность, к примеру, Ньютона?

— Законы механики, — почти не задумываясь ответила она. — И ещё вроде бы алгебра: бином Ньютона. Нет?

— Ну, алгебру Ньютон называл инструментом счисления для сапожников, — поведал Киш, блистая эрудицией в лучах вечернего солнца. — Законы механики? Тоже большие сомнения. Ты можешь сказать, что гениального в этих трёх законах? Скажем, в третьем: «Действие равно противодействию»? У нас неграмотные крестьяне задолго до Ньютона без всяких формул знали: «Как аукнется, так и откликнется».

— Хм, — задумалась Варвара.

— А разве древнегреческое «Угол падения равен углу отражения» не из той же оперы?

— Да, пожалуй, — согласилась она. — Но это что же получается?..

— Пока не знаю, — признался он, — мы просто с тобой ведём исследование на тему гениев. Спонтанная раскопка. И пока видим, что третий закон Ньютона нам не кажется гениальным. А как насчёт второго?

— F = та?

— Кажется, так. Ты испытываешь восхищение, когда видишь эту формулу?

— А разве надо испытывать восхищение?

— Без этого трудно считать открытие этих формул гениальным. Я, например, ни капли не испытываю. Мне больше нравится выражение Ньютона: «Если мне удалось заглянуть дальше других, то только потому, что я стоял на плечах гигантов». Здорово сказано, но эта фраза как раз и не очень известна, а известна «Сила равняется произведению массы на ускорение». И что в ней, скажи, гениального?

— Ну, не знаю, — произнесла Варвара с сомнением. — Без знания законов Ньютона, если на то пошло, были бы невозможны полёты в космос.

— Верно, — согласился Киш. — Но ведь его считали гением задолго до космонавтики — ещё при жизни. Почему?

— Почему? — доверчиво повторила Варвара, ожидая, что сейчас услышит ответ.

— Не знаю, — разочаровал её он, — я не из тех, кто может это объяснить. Могу только предположить: дело было не в том, что его законы на тот момент открывали какие-то перспективы, и все ликовали, как они пригодятся в будущем. Никто и не помышлял о полётах в космос. Просто людям стало казаться, что теперь они знают, как устроен мир, и почему, например, Луна не падает на Землю.

— Вот видишь, ты всё-таки объяснил, — указала она, — почему Ньютон — гений.

— Вовсе нет, — не согласился он. — Для нас с тобой естественно, что Луна не падает на Землю, потому что мы знаем про всемирное тяготение и прочее. А для миллиардов людей, которые даже и сейчас ничего не знают о законах Ньютона, это тоже естественно. Потому что… не падает Луна, и всё тут. Никто и не думает, что она может упасть. Верней, людей, которые могут задуматься об этом, — о том, почему Луна не падает на Землю, — их тоже ничтожное меньшинство. Они такая же статистическая погрешность, как и те, которые могут объяснить насчёт гениев. Наверное, иногда это одни и те же люди. Представь, вот есть некие чудаки, которые терзаются загадкой: почему это Солнце и Луна не падают на Землю, а висят себе в небе? И тут Ньютон им всё объясняет с помощью формул. Конечно, они назвали его гением. Но это не отменяет того факта, что их и при жизни сэра Исаака было ничтожно мало.

— Наверное, ты прав, — задумчиво произнесла Варвара. — Из того же Бетховена люди знают, как правило, «Лунную сонату», «К Элизе» и еще парочку вещей… Или «Война и мир»: людей, которые слышали об этом романе, немало, но прочитавших его от начала до конца уже гораздо меньше, а понявших, почему он гениальный, и того меньше.

— И мы возвращаемся к тому, что понимающих, почему гениальное — гениально, очень немного, — подхватил Киш. — А раз так, то для большинства не так уж и важно, в какой области гений был гением. Главное зафиксировать факт: такой-то был гением. Почему бы Франца в таком случае не считать гением в чистом виде — без уточнения, что гениального он сделал?

— А вот тут ты ошибаешься, — не согласилась Варвара. — Пусть людей, умеющих объяснить, почему Ньютон, Бетховен или Толстой гениальны, мало, но они всё же есть. А с Кафкой таких людей нет. И в этом принципиальная разница. Разве не так?