Астра - Избегнув чар Сократа

В последний раз приветствую Вас издали, дорогая Марина!

Большое эксплуатационное опробование близится к концу, и если бы Вы только видели эту сильную полную струю воды! Она изогнута, как дамасская сталь и так же сверкает на солнце, в ее светлом упругом теле искрят пузырьки газа, а при касании с ней вспыхивает фонтанчик, оставляющий на пальцах белоснежный налет. Как чúсты недра нашей планеты, о, как загадочны и прекрасны! Сами воды тяжелы, высоко минерализованы, по химическому составу это настоящее созвездие, лавровый венок гидрогеологу! Будь хорошим князем… та-та-та-та-та.

И как первооткрыватели, мы тотчас испробовали их действие на себе. Так повелевает обычай. Разбавили в ваннах горячей водой, забрались в каждую я и Рая. Что за небесная лазурь спустилась на нас, что за коровье спокойствие! Мы стали смирны и кротки, точно воспитанницы монастырской школы.

Наш начальник мигом соскучился с нами.

— Вы что, не ели?

— Окунись-ка сам.

— Вот еще! Я не этот… какой-нибудь.

Иван, Иван… вчера открывала окна в своей комнате и пела, пела от души при виде капели, играющих солнцем ручьев, потемневшей Камы. Щедрые деньги платят в экспедиции, а я, ей-богу, добавила бы свои, чтобы увидеть такую весну.

Хлюпая сапогами, подошел Иван.

— Что это ты поешь все время?

— Так. Радостно.

— Тебе не радостно.

— Почему? Ведь я уезжаю.

— Перестань.

— Татьяна нагадала мне дальнюю дорогу и всех королей.

— Прекрати.

— Ха-ха-ха.

Ах, Иван… В эти дни он не находит себе места. Они уедут позднее, после ликвидационного демонтажа, а главное, по окончании учебного года. Куда? На Алтай, по-моему, или на Печору, или еще куда-нибудь. «Ты не жалеешь, Астра, ты не жалеешь?» Нет, ни о чем. «Ты забудешь меня, ты не для таких, как я». Ах, ну… все, все. Прощай, Иван. Я даже обрезала косы, чтобы совсем уйти из прошлого.

Прощай и ты, моя милая комната, мои сосны. Да, Мариночка, что с той квартирой? Мне бы каморку на чердаке, конурку под лестницей. Поговорим.

Прости и ты, Усть-Вачка, малая моя родина. Что впереди? Бог весть.

До встречи, Марина. До скорой встречи. Тра-ля-ля!

Этим летом в Тыве Окаста Вехов встретил свое тридцатишестилетие. Он был здоров, женат, талантлив — и он погибал в расцвете лет. Дарью Романцеву по-настоящему он также разглядел только здесь, в Тыве.

Тогда в январе ему неожиданно позвонил Васин.

— Ты искал толкового сотрудника?

— Искал. Работать некому. В поле никого не вытянешь.

— Тогда встречай. Она уже в пути.

— Она?

— Астра Романцева, гидрогеолог. Помнишь? Еще понравилась тебе. Объект ее завершается в апреле-мае, оценка отличная.

— Не терплю баб в тайге. Побродяжки. Ты мне Кира обещал.

— В середине лета, не раньше. У него диплом.

— Годится.

— А как моя протеже?

— Ну, беру, беру. Тем более, в апреле-мае.

… Сейчас он увидел ее по возвращении из своего многодневного, на семнадцать суток, маршрута, увидел издали, за деревьями, еще сидя верхом — стройную, светлую, в золоченых босоножках, городского, чисто московского облика. И даже шатнулся как-то внутри себя. Она показалась ему нездешней, почти неземной. «Как-то она среди нашего-то…» — он дернул щекой.

За столом сел напротив и весь обед был разговорчив и шутлив не в меру.

— Молодые женщины прекрасны, но пожилые прекраснее их, — произнес с улыбкой чужие слова, глядя на нее в упор.

— Уолт Уитмен, — был вежливый ответ.

Точно, это была фраза из Уитмена. Окаста хмыкнул.

— Один-ноль, — засмеялся Мишка-радист.

Наутро он выехал с нею в ознакомительный маршрут к степным родникам. Конечно, с этим управились и до его прихода. Корниенко, тучный, бородатый, главный геолог, принял зачет по технике безопасности, дал представление о геологии района, посадил на лошадь. Но Окаста уже «завелся». Нынче же он раскусит этот орешек и узнает, что за птица залетела в его владения. И пока добирались до светлой долинной степи, знакомились с источниками в обрывах Хемчикской котловины, делали экспресс-анализы на радон, незаметно вглядывался в спутницу. Видел и первые трудности владения конем, и прямую, как дощечка, спину новичка-наездника, подсказал про стремена и шенкеля, пока, наконец, Астра, не почувствовала себя не на движущемся сундуке, где не за что держаться, а в спокойном кавалерийском седле, верхом на самой смирной лошадке геопартии.

И недоумевал.

«Ну, мила, да, глаза серовато-голубые с искринкой, кожа будто светится, ну, красотка, да. Но не настолько же… — ему вспоминался вчерашний вздрог. — Сколько, бишь, ей? Холостячка, не замужем. Следовательно…»