Астра - Избегнув чар Сократа

Эти небожители манят меня. Получилось бы у меня написать хоть что-нибудь? Иной раз кажется, что да. Простите, богоравные, дайте дерзнуть.

Полумрак, тишина. Как бы сохранить все это в Москве: комнатку, полумрак, тишину?

Сосны, сосны шумят.

от Астры 25 октября

Марина, слышали новость? Только не смейтесь. У меня объявился… угадайте, кто? Ага! У меня объявился… Слабó, сдаетесь? У-ме-ня-объ-явил-ся-пок-лон-ник. Самый настоящий, как в «Саге о Форсайтах».

Вот как это случилось.

Недели две тому назад темным ненастным вечером сидела я в читальном зале и просматривала журналы. На развороте одного из них была напечатана фотокартина, сделанная в лунных голубых тонах, изображавшая симфонический оркестр. Лица музыкантов тонули в синеватом полумраке, и лишь один-единственный голубой луч высвечивал из темноты руки и сомкнутые губы исполнителей. Вглядись-вглядись, казалось мне, и сами собой польются волшебные звуки.

Незнакомый голос развлек мои грезы.

— Разрешите? — и благородного вида джентльмен с серебряной головой опустился на свободный стул. — Я наблюдал за вами оттуда, — он показал на место возле окна, — и затруднился определить, кто вы. Обычно мне это удается. Кто же вы, простите за нескромность?

— Я здесь работаю, — вздохнула я с улыбкой вежливости.

— Вы сотрудница курорта? — он казался разочарован.

— Я инженер гидрогеологической партии. Мы ведем разведку на минеральные воды.

— Вы из Перми?

— Я из Москвы.

Мы разговорились, вышли в сырую холодную темноту. На невидимой реке в черноте светился далекий бакен, сосны стояли черные и четкие на фоне мглистого неба. Мы прошли дорожку из конца в конец, обратно и еще раз. Мой «принц» легко вел меня под руку.

Наутро пошел дождь с мокрым снегом. Отдыхающие сидели по комнатам, и только мы, трудовой народ, месили подошвами снежную кашу. Возвратясь, я увидела у калитки внушительную фигуру в элегантном сером пальто. Это был он, мой новый знакомый. Мы удивительно поговорили, на прощанье я поставили Шестую симфонию Чайковского. На мрачных последних тактах мой гость прикрыл глаза, потом поднялся и поцеловал мне руку.

— Вы сокровище. Вас ищут.

С тех пор Эдвард Эрнестович мой постоянный спутник. Иду ли я на буровую, возвращаюсь ли к себе, бегу ли в библиотеку, в кино — он приветствует меня издали и спешит навстречу. Его присутствие не стесняет меня, восхищение окрыляет, наконец-то можно быть умной, никого не задевая, серьезной — не смеша, и не казаться «чудной» или «странной». С ним мне легко и как-то не без изящной насмешечки.

Кто же он, спросите Вы? Эдвард Эрнестович — человек классического образования, полученного когда-то в Риге, владеет несколькими языками, знаток истории и литературы, работает консультантом по экономике в промышленном концерне Урала. И сей академик снисходит к моему лепету, видит в нем смысл?… воистину, я расту в собственных глазах! Он даже повторяет мои высказывания, заносит их в книжечку на память.

— Я буду перечитывать это в своем далёке.

Иван чертыхается, но держится молодцом. Его-то уж без сомнения устраивали мои пустые вечера, моя неизменная нежность. И теперь он посмеивается, пошучивает, но без прежней уверенности, разводя руками — слишком уж мощен соперник. Зато по-детски счастлива Раиса. Карусель!

Прошло полторы недели. Наши прогулки привлекли внимание, официантки, медсестры (мое общественное мнение) пожалели мою молодость. «Со стариком ходишь…»

И я дрогнула. Сказать по-честному, умное говорение сверх всякой меры стало утомлять меня, а хватка этого человека немало удручать. Какие там пустые вечера! У меня не осталось и часа! Подобно спасенному Робинзону, хлебнувшему лондонской суеты, я могла лишь вздыхать о былом блаженстве. «О, мой остров!» Но главное — та неуютная высота, на которую он вознес меня, готовый к поклонению. Быть божеством хоть для единого из смертных — что за пещерная дикость, честное слово!

И я стала избегать Эдда, даже запретила ему звонить на мой номер. Смотрите, что из этого вышло.

Не найдя меня на заветных тропках, он посетил буровую. Как нарочно, проходки в тот день не было, шла сборка насосного оборудования, и я занималась делами в камералке. Эд обошел кругом и решился ждать. Морозило. Лужи на дорогах подсохли, трава поседела и похрустывала, как стружка. Наш Дон Кихот прогуливался без головного убора, открытый всем ветрам. Мела поземка, колючий снег заметал упрямца. Воспаление легких, бронхит, ревматизм — вот чем кончаются подобные подвиги в таком возрасте.