Дафна дю Морье - Прощай, молодость

Заплатив таксисту, я вошел в дом. Медленно поднялся по лестнице, еще надеясь, что свет не горит потому, что она в другой комнате. Но когда я вошел и нащупал на стене выключатель, то увидел, что ее там нет и обе комнаты пусты.

Бросив чемодан на пол, я принялся ходить из одной комнаты в другую, чтобы найти утешение в привычной обстановке. Но почему-то от них не исходило знакомого тепла — они были мрачными и неприветливыми.

Вещи Хесты не разбросаны по кровати, на полу нет пепла от сигарет, на стуле не валялся забытый нотный лист — вообще не было обычного для Хесты беспорядка.

Комнаты были слишком опрятны, слишком холодны — они выглядели так, будто их давно покинули, и они вновь стали безмолвными и безликими; в них не осталось и следа от той атмосферы, которую мы создали. Кровать не была нашей кроватью — просто предмет обстановки, чопорный и нелепый. Люди никогда здесь не любили друг друга. Я уселся в кресло, внезапно ощутив беспомощность и осознав, что я один. Было такое чувство, как будто что-то должно случиться, и я не знал, что именно. Я продолжал сидеть в кресле, на улице уже было темно, скоро люди пойдут в кафе обедать, и начнется вечерняя жизнь, а я не знал, что мне делать. Я подумал, что если буду и дальше ждать Хесту, то она придет.

Потом мне захотелось есть, и это действовало на нервы: ведь если я выйду купить какой-нибудь еды, то могу пропустить ее возвращение и наша встреча будет испорчена. Мне хотелось, чтобы она застала меня вот так: в унылой комнате, одиноким и голодным, не встреченным с распростертыми объятиями. Я надеялся, что, когда она осознает, ей будет больно и при виде ее страданий я забуду свою собственную боль.

Я знал, что следовало бы ей телеграфировать, но в своем нынешнем состоянии не считал это оправданием. Интуиция должна была ей подсказать, что я возвращаюсь.

Голод одолел меня, я вышел из дому и снова оказался на улице. Пройдя по бульвару Монпарнас в ресторан, я там пообедал.

Я поискал взглядом Хесту или ее друзей, но их нигде не было. Потом я зашел в «Купол» и в «Ротонду», но и там никого из них не повстречал.

Пошел дождь, и он еще усилил чувство бесприютности. Я разгуливал под дождем, надеясь, что заболею, а она вернется и увидит меня, несчастного и исхудавшего, распростертого на постели в бреду, быть может, умирающего… Я приложил руку к боку и кашлянул. Ну вот, я уже болен, я уже страдаю. Я вернулся на улицу Шерш-Миди, размышляя, ждет ли она меня дома, упрекает ли себя, увидев на полу мой чемодан, — мои вещи не распакованы, свет горит.

Но там никого не было, и тишина в комнатах как будто издевалась над моим притворством и фантазиями. Итак, я открыл чемодан и как попало побросал свои вещи на стул. Дойдя до своей рукописи и стихов отца, я сел и долго смотрел в пространство, предаваясь грезам об этапе, который закончился.

Потом я приоткрыл дверцу платяного шкафа и удивился: он выглядел таким опустевшим без моих вещей!

Но постепенно до меня дошло, что он пуст по другой причине: исчезли и ее вещи — платья, которые она носила, теплое пальто, костюм, обычно висевший рядом с моим.

Я заглянул в ящики туалетного столика, и там тоже не было ее вещей: ни щеток и кремов, ни коробочки с пудрой — ничего.

Я стоял посередине комнаты, переводя взгляд с зияющего платяного шкафа на пустой туалетный столик, и силился что-то понять, но мозг у меня был какой-то онемевший и чужой, и все, что я мог, — это тупо смотреть на маленький тюбик израсходованной помады, который вынул из пустого ящика.

Когда я проснулся, через окно в комнату лился дневной свет. Я забыл закрыть ставни перед тем, как уснул. Взглянув на часы, я увидел, что сейчас половина девятого. Я лежал на кровати одетый — так и заснул и проспал до тех пор, пока меня не разбудил утренний свет.

Я вдруг вспомнил, что нахожусь в своей комнате, на улице Шерш-Миди, и рядом со мной нет Хесты. Я сел в кровати и, закурив сигарету, попытался сосредоточиться. Может быть, ей стало одиноко и она живет у Ванды? Может быть, ей стало страшно жить одной в квартире? Я послал ей письмо в первый день приезда в Лондон, а после этого не писал. Она же должна знать, что я не люблю писать письма, и, конечно, не ожидала, что я буду писать каждый день. Она знала, что я вернусь. Остальное не имело значения. Я даже не потрудился сообщить ей адрес своего отеля. Не думал, что это важно. Мы же знаем друг друга. Она будет ждать, и я вернусь. Вот и все. Это же так просто!

Да, конечно, она у Ванды. Они где-нибудь устроили вечеринку. Хеста думает, что я еще в Лондоне.