Владимир Корнилов - Отец и сын

— Ну, пап, такое мне не грозит! — в молодом голосе не трудно было уловить упоение уже познанной тайной.

— Подожди, сын. Не торопись. Ты еще не узнал, что может скрываться за восторженностью первых встреч.

Год мы прожили в относительном благополучии, но тут случилось… Что только ни делала она с собой. Сколько проклятий было вышвырнуто на мою голову, сколько пролито слез. А все из-за того, что должен был появиться на свет маленький человек. Она неистовствовала, кричала, что пеленки, соски, бессонные ночи несовместимы с её артистической карьерой! Переубедить её я не мог. Когда она вернулась от врача, в выражении её красивого лица, в прищуре холодных глаз, была непреклонность английской королевы. Она сказала: «Запомни раз и навсегда: никакого потомства, никогда, ни при каких обстоятельствах, у нас не будет!».

— Тогда впервые я задумался о смысле семейной жизни.

В наступившей тишине отчетливо слышалось, как в водах реки тяжело плеснула рыбина.

Молчание нарушил нетерпеливый голос:

— И что потом, пап?..

— Что потом? — произнес в задумчивости старый человек. — Потом, светленькое утро сменилось сереньким днем. Не знаю, есть ли более тяжкое испытание для человека, чем безрадостность семейной жизни. Я пришел бы в ярость, если бы на пороге женитьбы кто-то предсказал мне, что любимым занятием моей жены будет сидеть, поджав ноги, в углу диванчика, перелистывать часами иллюстрированные женские и театральные журналы, попутно выуживать из поставленной вблизи вазочки конфетки, посасывать их.

Ни разу не увидел я в её руках какой-либо серьезной книги, ни разу не услышал вопроса о жизни какого-то интересного человека, о смысле самой человеческой жизни. Интересовали ее только собственные успехи, пустые разговоры с подружками по театру, примерка кофточек и париков.

Все это, к сожалению, узнается потом, когда романтика улыбок, поцелуев, ласк сменяется буднями. Когда уже не надо стараться, когда всё становится обыденным, изо дня в день повторяемым… Молодой голос осторожно спросил:

— Пап! А вот скажи; если бы в этом самом, ну, в физической близости, все было хорошо, вы бы не разошлись?

Старый человек ответил не сразу:

— Что сказать, сын. Понимаю, что волнует тебя. Но боюсь, ты не услышишь того, что надо бы услышать. Видишь ли, при известном такте, терпимости, уступчивости можно и не совсем сложившуюся интимную жизнь сделать приемлемой. Но при одном непременном условии: при обоюдно-деятельной духовной жизни.

Вижу, лицо твое поскучнело, Да, заболтали нынешние непросвещенные пастыри это великое понятие. Да и ты в том еще возрасте, когда чувственные порывы заглушают зов разумности. Придет время, узнаешь цену радостей неизмеримо более высоких, чем радости объятий и поцелуев. Если, конечно, не отупеешь в обывательской суете.

Ты был ревнивым свидетелем моей жизни с твоей мамой, должен помнить, сколько усилий потратила она, чтобы прорваться в мир книг, в мир мыслящих людей. Духовность — это ведь не просто молитвы в ожидании божественного озарения, это способность и потребность постоянно мыслить, познавать взаимосвязи всего сущего, приобщаться к богатству мыслей, накопленных человечеством.

Маме это приобщение далось трудно. Многие годы упорных занятий бессонных ночей, вперемежку с постоянными семейными заботами, с беспокойством за тебя, за меня. Но к неохватному миру духовности она приобщилась. Хотел бы сказать тебе, что полнота общих интересов скрепляет соединившихся в семью людей крепче брачных свидетельств и гербовых печатей. В естественной для молодости эгоистичности, ты многое мог не разглядеть. Боюсь, не оценил ты в маме и редкое, до сих пор еще редкое человеческое качество — она умеет радоваться чужой радостью. И не просто радоваться. Самоотреченно делает все возможное, чтобы вспыхивала радость в глазах другого человека…

— Могу признаться, помолчав, заговорил снова старый человек, поначалу мама распахнуто, безраздельно отдала мне всю ласковость и заботу, что даны ей были от природы. Да, сначала мы познали всю полноту радости от близости друг к другу. Это было так. Лукавить не хочу…

— Вот видишь, пап! — восторжествовал молодой голос — Вот, видишь! И у тебя все начиналось с этого самого, с чувства…

— Ты прав, — согласился старый человек. — Начиналось с чувства. Но ты смалодушничал в своем торжестве. Ты как будто забыл, что было потом. Если бы не многие годы самоотверженных усилий ума, отданных мамой на свое духовное возвышение, не было бы у нас тех тридцати лет согласия, понимания, той интересно прожитой жизни, в которой участвовал и ты. Видишь ли, близость физическая ограничена минутным удовлетворением, при том она повторяема в природной своей неизменности. И потому таит немало коварств. Попробуй принудить себя съесть подряд два-три обеда, тебя отвратит от еды. Таково свойство всех физиологических необходимостей, заложенных в нас природой. Духовная жизнь тем и отлична, что она нескончаема, неповторяема, пополняется все большими и большими радостями от познаний, открытий, от постоянной обогащающей душу работы ума. Мы избежали нудной засасывающей обыденности.