Ольга Новикова - Гуру и зомби

Чудом узнал, где сейчас же найти негодяя. Включил радио, чтобы не оставаться наедине с таким депрессивным человеком – и отчаявшимся, и злобным одновременно. С самим собой.

«В следующем часе вы услышите интервью с известным гуманитарием, специалистом по духовным практикам Нестором, который редко снисходит до средств массовой информации. Наш корреспондент договорился встретиться с ним на выставке Веры Васильчиковой в галерее «Ривендж». Вскоре мы узнаем, удалось ли…»

И вот теперь опять ждать…

Конечно, Нестор еще с порога заметил знакомую блондинистую голову на сутуловатых плечах. Тогда, в ресторане понял, что осанка Лелиного мужа деформирована скорее пренебрежением к физической стороне бытия, чем постепенной сдачей властных позиций.

Власть… Над чем? Над кем?

Не важно, как там у Василия с карьерой, но гораздо существеннее то, что человек сам рулит своей жизнью.

Непризрачная, неотменяемая власть…

Острый глаз опытного охотника за всеми сюрпризами, преподносимыми как конкретными человеками, так и абстрактной судьбой, всегда помогал Нестору схватить суть того, что происходит вокруг.

Перед тем как войти в Атлантический океан возле своего дома-дачи, он всегда смотрел расписание приливов-отливов, босой ногой пробовал температуру, оценивал высоту и силу волны.

Людское сборище, от двух и больше – тоже стихия, в которой можно и нужно правильно себя вести. Действовать результативно для своих жизненных целей. Самому следить за накалом страстей, управлять ими. Поэтому он и отказывался от телохранителей, сколько их ни навязывало ему заботливое окружение.

Помощнички… Лучше бы сами поменьше болтали! Кто-то же растрепал, где он сегодня будет…

Подумал так и усмехнулся: бесплодный ход мысли. Вини самого себя. Сам еще можешь поднапрячься и учесть ошибку, а люди… Их трудно, даже невозможно контролировать. Особенно тех, кто предан до самозабвения.

Ладно, об охране надо хотя бы подумать, а пока хорошо бы оттянуть столкновение. Может, охолонет вдовец… Жаль, конечно, и его, и Лелю, но я-то тут при чем?

Почти не напрягаясь, Нестор обратил в свою веру (точнее сказать – веру в себя) радиожурналистку, ответил на все вопросы, слишком ожиданные. Заскучал. Особенно когда она отключилась от прямого эфира, расслабилась и начала исповедоваться, то есть рассказывать типичную историю невезучей дурнушки.

Подумывал, как оборвать, не обозлив…

Не поторопился и был вознагражден за терпение: в комнату вбежал Верин сын. Громко дышит после быстрого подъема на верхотуру. Извиняется: мол, мама просит узнать, когда они закончат.

– Мы уже! – Нестор с удовольствием встает с низкого кресла, соединяет клешни рук за спиной и пару раз сводит вместе лопатки, что всегда делает после сколько-нибудь продолжительного сидения. Подходит к парню, кладет ладонь на его разгоряченное предплечье – мускулы напряглись… Объединившись с ним, поворачивается к журналистке: – Светочка, пожалуйста, поговорите с Верой внизу, в естественной для художника обстановке, а мы с Герой… – Он разворачивает парня к себе лицом, смотрит ему прямо в испуганную черноту зрачка и успокаивающе улыбается: – Мы скоро к вам присоединимся…

Оттягивая свою встречу с Василием, а может быть (есть и такая вероятность), вообще ее отменяя, Нестор разговорился с Вериным сыном.

То есть, как обычно, он молчал, но это умение – неравнодушно слушать – самый подходящий ключ к любому человеку. Почти автоматически пользовался им Нестор всякий раз, когда оказывался с кем-нибудь наедине. И в очень малой степени из любопытства. Ведь чаще всего открываешь чужое нутро – а там нагромождены тривиальные, неинтересные события.

Хлам…

Приходится разбирать завалы, чтобы потом самому обосноваться на чистом месте. Самые преданные адепты выходили из тех, кто исповедовался перед ним. Добровольно.

Говоря о себе, Гера сдвигается с края стула – настороженно присел на него только по просьбе Нестора, – наконец-то опирается на спинку и удобно, широко разводит ноги.

Похоже, парня ни разу никто по-настоящему не выслушал. При живых-то родителях…

А, вот в чем дело: Вера с Алексеем разъехались, когда их единственный сын пошел во второй класс. Стадия криков, битья посуды – оба совсем не заботились о том, чтобы оградить ребенка, – закончилась, когда отец хлестнул маму по щеке.

– Заспанный, я плелся в ванную – умываться. Вдруг входная дверь стала на меня надвигаться. Воры? – вскрикивает Гера и обхватывает себя руками. – Я испугался, замер на месте. Из лестничной темноты – мамино лицо. Видит меня и… Бордовый ноготь вжимается в алые губы. – Гера повторяет мизансцену. – Бантик виноватой улыбки. Не выдавай, мол… Я молчу. Но как только зашуршал ее плащ, в коридоре возникает отец. Тихо, обреченно спрашивает: «Где ты была? Я в морги звонил…» Срывается, услышав бодрое и нагло-победное: «На Никитском соловьи поют. Мы с приятелем заговорились. О моем искусстве! Я найду форму, чтобы все время быть художником».