Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова

— Я всегда буду твоей мамой, — сказала я и взбила ей подушку.

— А Сэм всегда будет моим братом?

— Конечно, даже когда вы станете большими.

— А дедушка где?

— Он ушел, Дарси. Но мы все очень многое о нем помним и сохраним эту память на всю жизнь.

Я натянула ей одеяло до подбородка, подоткнула у плеч.

— А он знал, что скоро умрет?

— Да. Он был к этому готов, Дарси. Он прожил долгую, счастливую жизнь.

— А дедушка успел бросить последний взгляд на этот прекрасный мир?

— Не сомневаюсь. — Я поцеловала ее в опущенные веки.

Вышла на цыпочках, отправилась искать Сэма. Из-за дверей его спальни не доносилось ни звука. Я постучала, он не ответил. Возможно, слушал музыку через наушники и пропустил мой стук. Я постучала громче. Он чуть приоткрыл дверь и выглянул, не снимая наушников.

— Ну? — сказал он.

Я жестом попросила его снять наушники, он снял один.

— Дарси думает, что я бросила вас по своей воле. Ты ведь знаешь, что это не так?

— Я знаю, что ты делаешь все так, как тебе скажет папа.

Он сунул наушник обратно и захлопнул дверь.

В понедельник, по дороге в школу, мы почти все время молчали. Больше всего на свете я хотела, чтобы они поняли, как сильно я их люблю, как хочу жить с ними, — и вот поди ж ты, я подчиняюсь чужим приказам и возвращаю их в жизнь, где меня нет.

Неподалеку от школы нас обогнала машина дорожной полиции с включенной мигалкой. Дарси вскрикнула.

— Они не за Барб гонятся, балда, — проворчал Сэм.

Они позволили поцеловать их на прощанье у школьных дверей; я смотрела им вслед — они подчеркнуто не замечали друг дружку.

Я встала на гостевой парковке. Школа была украшена картонными сердечками — готовились к Дню святого Валентина. Нам с Джоном пришлось сесть по одну сторону стола, чтобы по другую поместились все пришедшие учителя. Он, понятное дело, выглядел безупречно. Я надела свой «аксессуар хорошей мамочки» — шарф, который когда-то спасла из маминого комода. В кабинете собрались учительница рисования, школьный психолог и классные руководительницы Сэма и Дарси.

Начали разговор с Дарси. Вместо «валентинок», которые полагалось надписывать на уроках на прошлой неделе, она писала одноклассникам всякие гадости, причем с кучей ошибок. Учительница рисования показала мне ее шедевры — крупные разлинованные сердечки, на которых вроде как были написаны ругательства, но так безграмотно, что поди разбери.

Классная руководительница Дарси многозначительно сообщила, что девочка ходит в школу исключительно в черном и сером. Джон не стал это опровергать.

Учительница рисования хотела поговорить и про Сэма. Показала нам нарисованный Сэмом автопортрет. Круг с двумя глазами-точками и пятачком. Из шеи торчал нож.

Учительница осведомилась, не оказывают ли на него дома давление.

Джон ответил отрицательно.

Я упомянула низкокалорийную диету.

Все сошлись во мнении, что раскармливать детей нельзя. Похоже, тут я проиграла. Джон самодовольно выдохнул — он знал, за кем осталась эта партия.

Школьная психологиня поинтересовалась вслух, есть ли у Сэма возможность дать выход своим чувствам. Джон изложил ей программу хоккейных тренировок.

Все сошлись во мнении, что спорт занимает важнейшее место в жизни любого мальчика. Похоже, на этом программа разговора с родителями была исчерпана, потому что все учителя встали. Пока Джон пожимал всем руки, я стащила оба артефакта: автопортрет и открытку с ругательствами. В кабинете стояла тарелка с мятным печеньем — остатки учительского чаепития. Выходя, я сунула два печенья в рот. То был единственный способ занять руки чем-то, не противоречащим духу и букве закона.

Я ехала домой, постоянно уклоняясь от очумелых придурков, ломанувшихся за покупками ко Дню святого Валентина, и тут до меня дошло, что я так погрузилась в свои переживания из-за утраты детей, что совершенно не думала о том, каково было им потерять меня. Дарси решила, что я их специально бросила, Сэм считал, что я делаю все так, как мне скажет папа. Хуже того, их союз распался, мои дети больше не стояли горой друг за дружку.

Я чувствовала, что полностью утратила власть над своей жизнью. Когда я познакомилась с Джоном, по крайней мере одна вещь была в моей власти — неотъемлемое право уйти. Я лишилась его, когда родила первого ребенка. Теперь у меня осталось лишь одно право — делать хорошую мину при плохой игре.

Дома я отыскала среди судебных бумаг список условий, необходимых для возвращения мне родительских прав. Открыла его. Он напоминал бизнес-план по наведению порядка в жизни законченной раздолбайки: постоянное рабочее место, своевременные выплаты по ипотеке, разумный баланс на банковском счете, регулярное погашение кредитов, общественно полезная деятельность; друзья, хобби, чистота в доме. Неужели мне все это не по силам?