Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова

Я заметила, как Макс незаметно подравнял ноги по ногам другого адвоката: ворсистые носки к ворсистым носкам, кожаная туфля к кожаной туфле. Непроизвольно подмигнул.

В ожидании я репетировала, как именно буду вести себя перед судьей: любезно и просительно — при этом не умолять, просто излагать факты. Перед ней предстанет не мать, которая не может жить без своих детей, а разумный человек, скромно, но непререкаемо демонстрирующий, что обстоятельства его жизни изменились в лучшую сторону.

— Всем встать, идет судья Тигартен! — возгласил секретарь.

Я встала: неприметная одежка, грудь приподнята бюстгальтером «хорошей мамочки».

Дверь распахнулась, раздался шелест, вошла судья. Я слышала шорох ее мантии, но высокая кафедра мешала ее видеть. Судья Тигартен поднялась по ступеням на свое место, и в заполнившей зал уважительной тишине я оказалась лицом к лицу с Дамой с Сумкой.

Коллизия, обычная для небольших городков: я знаю о некоем лице нечто, чего знать не должна. Я вспомнила, как дама Тигартен, Судья с Сумкой, поднимается по ступеням в доме свиданий, и на лице у нее нетерпеливое ожидание того, что сейчас последует.

Памятуя, что судья Тигартен занимала высокую должность, ее предпочтения были вполне понятны. Ее, как и многих политиков властной складки, особенно заводило унижение. То была обратная сторона стремления к власти — вернее, одна из обратных сторон.

Мы терпеливо ждали, пока судья Тигартен отложила рассмотрение трех дел. Наконец она вызвала участников процесса «Барретт против Барретта».

Мы встали и оставались стоять, пока судья знакомилась с предыдущим решением суда. Видимо, читать что-либо не на глазах у публики она считала пустой тратой своего драгоценного времени.

Дочитав, судья повернулась ко мне:

— Предыдущее судебное решение было принято совсем недавно, мисс Барретт; сомневаюсь, что оно будет пересмотрено. Однако я рассмотрю вашу апелляцию, встретимся в моем кабинете завтра в девять утра.

Она взглянула на меня, и на лице ее не было ни тени узнавания.

Я проследила, чтобы Джон и его советчик покинули зал суда первыми. Он и его адвокат шли в ногу и там, где коридор загибался в сторону лифта, вписались в поворот точно два конькобежца.

Я отвезла Макса в мотель. Он снял номер в «Швейцарском шале», которое, впрочем, успело сменить владельцев и теперь именовалось «Альпийским приютом». За вычетом вывески, все здесь осталось как в мои времена — убогим. Похоже, Максов начальник не слишком раскошелился на благотворительность.

Максу очень хотелось посмотреть, где именно я нашла рукопись, и я повезла его к себе обедать. Я предвидела этот визит и привела дом в порядок: книги расставлены по полкам, деревянные полы натерты.

— Набоков жил здесь? — изумился Макс, переступив порог.

— Да, и написал здесь часть своей лучшей книги, — ответила я, стараясь, чтобы голос не звучал, будто я оправдываюсь. — А также часть худшей.

Я показала Максу, где можно включить ноутбук в сеть так, чтобы не вылетели пробки, и пошла на кухню приготовить какой-нибудь еды. Сделала салат из ранней весенней зелени, разогрела пирог с луком.

Макс работал, пока я не подала на стол. Мы сели. Стараясь поддержать светскую беседу, он спросил, как я приспособилась к жизни за пределами Нью-Йорка. Подтекст у вопроса явно был таким: как здесь вообще можно жить?

— Онкведо — хорошее место для детей, — ответила я. — И для предпринимателей. Прекрасный город для тех, кто хочет начать свое дело.

Мы вновь обратились к поглощению пирога. Я знала: обед по меньшей мере не хуже, чем тот, что подают в популярном бистро неподалеку от его офиса, рядом с тем, первым домом свиданий.

— Набоков изменил мою жизнь, — признался Макс. — Я хотел стать писателем, а потом прочел «Лолиту» и решил пойти в юристы. Понял, что это проще.

Он перевернул вилку и подобрал ею все крошки.

Я отвезла Макса в мотель, а когда вернулась, лампочка на автоответчике мигала вовсю. Механический голос сообщил, что мне звонили четыре раза. Я проиграла запись: Йель, Гарвард, Университет Пенсильвании и психологический факультет Вайнделла. Пока я записывала номера, раздался еще один звонок.

Секретарша провозгласила, что мне звонит доктор Фенстер из Принстона, могу ли я сейчас говорить?

— Конечно.

Доктор Фенстер представился заведующим кафедрой социальной экологии. Сколько я помню, когда я училась в колледже, такой кафедры еще не существовало. Прежде всего доктор сделал мне комплимент по поводу выступления на коллоквиуме.