Упырь Лихой - Толерантные рассказы про людей и собак

Он спрашивает:

– Что, приятно пиздить пидоров?

– А ты-то сам как думаешь?

Он вдруг, ни с того ни с сего:

– Ты топ?

– Нет, – говорю, – до топа еще не дослужился. Но, может, скоро начальником отдела стану.

– А я боттом.

Я не подрубил, что такое боттом. Это у них в Воронеже простой манагер, наверное.

Он спрашивает:

– Ролевые игры любишь?

А я и правда раньше на ролевухи ездил. Там всегда много телок тусовалось. Правда, были еще всякие эльфы-недоноски, мы по ним стреляли из пневматики.

Я и отвечаю:

– Любил, пока не женился.

И тут он хуйню понес. Начал мне втирать, что сам из антифы и бонов ненавидит, а я – русское быдло, раб кремляди, гомофоб и сволочь фашистская. Так что я его могу избить прямо сейчас.

Я, конечно, удивился – сидели, пиво пили, и вдруг на тебе. Нет чтобы цивильно следующего марша дождаться и дать себя отпиздить. Не терпится ему. И вообще, меня от пива нехило развезло. Я даже футболку снял, она от пота вся мокрая стала.

Смотрю, он тоже футболку снимает.

Просит:

– Надень свои мартинсы, пожалуйста.

Я:

– Зачем это?

Он:

– Я их тебе вылижу.

А что, – говорю, – это мысль. Приятно видеть, что раши свое место знают.

Ну и надел, мне жалко, что ли? А он уже весь дрожит от нетерпения. На колени рухнул, ногу мою обхватил – и давай лизать. Так и впивается. Я прямо сквозь кожу его язык почувствовал.

Говорю:

– Дай я помою сначала, на них же типа бациллы всякие.

А он уже второй вылизывает, подошву, где самая грязь.

Такса тоже сунулась лизать, хоть в антифа и не состояла. Максим на нее как зарычит! Мне даже не по себе стало.

А он, значит, подбирается к джинсам.

Я ему:

– Не надо, они два месяца не стираны.

Он:

– Да, мой фюрер! – И снова мартинсы лижет. Послушный, хуле. Если вся антифа такая будет, я только за.

Спрашиваю:

– Ну, кто из нас раб и русское быдло?

Он:

– Я, мой фюрер! Я твой раб и быдло.

Я:

– Повтори.

И он повторяет.

А я ему:

– Скажи, что ты ссаное чмо и пидор сортирный.

И он говорит:

– Да, я ссаное чмо и пидор сортирный. И ты можешь на меня нассать.

Я смутился немного, все-таки квартира чужая. Неудобно этой тете Вере на пол ссать, хоть она и ОГФ.

Отвечаю:

– Нет, это для другого раза отложим. Я тебя где-нибудь на помойке обоссу.

Макс обрадовался. Сказал, на помойке даже интереснее. А я ему ногу на спину поставил. Чтобы не отвлекался. Он задышал тяжело и снова лизать начал, а мне так хорошо стало, не передать. Когда я два года назад руку рэперу сломал, и то так приятно не было. Стою, балдею.

И тут мне что-то бабах по затылку!

Оборачиваюсь, а там твоя мама с тетей Верой и с малым. Это мне твоя мама врезала сумочкой. Тетя Вера сразу таксу в охапку схватила и орет ребенку:

– Иди с Эдиком погуляй!

Сама быстренько камеру достала и снимает. Типа, нравится ей, настоящий артхаус. Про какой-то фут-фетиш пиздеть начала, сроду о таком не слышал.

Макс не заметил даже, что они вернулись. В ногу мне вцепился и лижет, а мама твоя смотрит разинув рот, как дура.

И вдруг ее прорывает:

– ПИДОР ВОНЮЧИЙ, ОТОЙДИ ОТ МОЕГО МУЖА!

А Макс – не вставая с колен:

– Что, завидуешь?

Я говорю:

– Чо ты взъелась? Как пизду лизать – она первая, а как берцы – так сразу ахтунг?

И тут твоя мама принялась орать. Она где-то полчаса орала. Сначала – что пидоры позорят оппозицию перед лицом общего врага. Типа, когда вы стоите у стенки с завязанными глазами и чувствуете запах оружейной смазки, а на вас направлены винтовки ебаной кремляди, вам не до анального секса. Потом начала втирать, что пидорам насрать на общие интересы. Они их подменяют своими, шкурными. И вообще, гомосексуализм – это психическая болезнь, так что в «Другой России» пидоров быть не должно.

Тетя Вера говорит:

– Так-так… Что за гомофобские настроения? Один взрослый человек лижет другому боты по взаимному согласию. Не член сосет, заметь. Что в этом плохого? Или мы теперь ненавидим всех, кто не такой, как мы?

Танька аж покраснела от злости:

– Кто это не такой, как мы? Он всю жизнь гомофобом был!

А я так, спокойно:

– Кто это гомофоб? Я толерантен. Сексизм и гомофобию – на свалку.

Тут твоя мама за руку меня схватила – и тащит. Я машину вести не мог, потому что сильно нажратый был, так она за руль села, и ничего, доехали – правда, без переднего бампера и правой фары…

Папа допил пиво и замолчал. Диме стало очень жаль папу – такой он был грустный.

– Пап, ты чего?