Олег Рой - Вдали от рая

И уловил мгновенную вспышку облегчения в материнских глазах, полуприкрытых точно от непомерной усталости. Уловил – но так и не понял, чего же на самом деле стоил Валентине Васильевне Волошиной этот короткий, как будто случайный вечерний разговор…

С тех самых пор Сережа стал неотъемлемой частью Привольного.

Волошин был потрясен, когда увидел его впервые. Он отчего-то решил, что речь идет о ребенке, о маленьком мальчике – ведь мать называла его только по имени и ни словом не обмолвилась о том, что это вполне взрослый человек, на три года старше Виктора. Впрочем, назвать его взрослым тоже ни у кого не повернулся бы язык – поведением он скорее напоминал крайне застенчивого, нелюдимого ребенка. Волошину Сережа казался самым что ни на есть типичным «психом», хотя врачи утверждали совершенно иное.

– Это почти чудо, – заявил известный специалист, приглашенный сразу после появления Сережи в Привольном и осмотревший нового жителя волошинского дома со всей возможной тщательностью. – Для такой формы заболевания аутизмом больной очень развит: неплохо говорит, владеет зачатками грамоты, а рисует так и вовсе замечательно! Похоже, с ним много занимались все эти годы. А мы еще клеймим и порочим систему советского интернатовского содержания!..

С точки зрения Волошина, «неплохо говорит» было явным преувеличением. Да, вроде бы произносить короткие фразы Сережа умел, но делал это крайне редко. Во всяком случае, в присутствии Виктора. Да и вообще казалось, что в общении этот странный человек практически не нуждается. Он редко интересовался происходящим вокруг, не смотрел телевизор, не слушал радио и мог часами сидеть неподвижно, уставясь в одну точку невидящим взором. Единственное, что он умел и любил в жизни, – это рисовать. «Такое иногда случается с аутистами, – объяснил им профессионально-сочувствующим тоном очередной дорогостоящий консультант. – Понимаете, они ведь не сумасшедшие; по крайней мере, в обывательском понимании этого слова. Просто они живут в собственном мире. Медицина до сих пор не знает, кто они – ошибка природы или ее осознанное творение, как выразился один психиатр, скорбные гении неизвестной породы… Может быть, они просто разговаривают с нами на ином, неподвластном нашему интеллекту языке?..»

Сейчас, вспомнив об этих словах и еще о том, как горько тогда заплакала мать, внимавшая консультанту, словно великому пророку, Волошин почувствовал привычное раздражение и неприятный холодок в груди. «И что бы этому гению не оставаться там, где ему самое место, – в клинике для душевнобольных?» – невольно подумал он. И тут же устыдился недоброго чувства: ведь Сережа не навязывался ему, Виктору, не врывался в его жизнь. Да и в Привольном неуклюжий аутист появился не по своей воле. Странного человека привезла туда мать Виктора, впервые на памяти сына поступившая абсолютно по-своему, почти не посоветовавшись с ним – просто поставив перед фактом.

Вот и вчера Виктор случайно встретился с Сережей… Знакомую невысокую худощавую и нескладную фигуру он заметил на резной садовой скамейке еще издалека. В погожие дни Сережа нередко от зари и до зари просиживал на своем любимом месте. Иногда просто глядел куда-то перед собой бессмысленным взором, но чаще всего рисовал. И сейчас, напряженно склонившись над большим листом ватмана, он вдохновенно заляпывал большими мазками белое поле и не поднял головы даже тогда, когда Волошин подошел к нему почти вплотную. Виктор сам не понимал, зачем ему вдруг понадобилось заговорить с этим нелепым и таким неуместным на фоне ухоженного сада существом – обычно он просто молча оставлял рядом с ним на скамейке привезенные рисовальные принадлежности и торопился уйти. Но вчера у него было особенно хорошо на сердце, и хотелось быть добрым со всеми, и несправедливым казалось не поговорить с этим седым ребенком, которого так любит его мать…

– Здравствуй, Сережа. Рисуешь? Посмотреть можно? – и он кивнул на белый лист, почти целиком заполненный какими-то плавными линиями и крупными цветовыми пятнами.

Нередко случалось, что Сережа просто не слышал, что к нему обращаются, и приходилось повторять слова по нескольку раз, прежде чем он соизволял тебя заметить. Но в этот раз он среагировал тотчас. Поднял взгляд, доверчиво протянул свой изрисованный лист и выжидательно уставился на собеседника. Как будто давно надеялся на проявление интереса со стороны хозяина дома и только ждал момента, когда можно будет похвастаться перед ним своими наивными, но такими дорогими ему каракулями.