Андрэ Стиль - Последние четверть часа [Роман]

Шарлемань умолкает. Он сказал лишь несколько слов, выступил наравне с другими. Собрание только начинается. Выводами и предложениями займется Кристиана. Не до всех еще дошло, но сразу видно, что люди глубоко взволнованы.

Последние четверть часа были решающими. Только тут Шарлеманю все стало ясно.

Вначале он действовал не рассуждая. Как только он увидел, что Саид бежит, он тоже пустился бежать… А когда по заводу бежит человек, и особенно алжирец… Однажды, проезжая на велосипеде проселочной дорогой, Шарлемань увидел, как из кустарника выскочил молодой крестьянин с вилами в руке, спрыгнул с высокой насыпи, пересек дорогу и скрылся среди деревьев на противоположной стороне. Может быть, он бежал без причины, удовольствия ради… Если и была причина, Шарлемань никогда ее не узнает… Но тогда он подумал: если бы так бежал алжирец, даже и без вил, то немедленно жандармы и нежандармы ринулись бы ему вдогонку. Итак, когда Шарлемань увидел, как Саид вернулся через проходную во двор завода и куда-то помчался, он, Шарлемань, еще не зная, в чем дело и от кого Саид удирает, тоже пустился вслед за ним.

Погода стояла плохая. Солнце показывалось на миг и тотчас исчезало… Серое небо с жадностью поглощало солнечный свет, как старая штукатурка впитывает первые капли дождя.

Шарлемань бежит, в его голове происходит нечто подобное тому, что не раз доводилось ему наблюдать на рыночной площади в ветреную погоду. Обрывки бумаги, крупные, как газетные листы, высоко взмывают над машинами, переворачиваются, планируя в воздухе, белые, бесцветные, красные, зеленые, желтые, прилипают к ветровому стеклу, путаются в электрических проводах.

А завод поистине малоподходящее место для бега. Ведь повсюду огонь. Это все равно что бегать по саду, стараясь не наступать на клумбы. По двору еще куда ни шло. Но Саид явно избегал открытых мест. Выскочив из томасовского цеха, он, спотыкаясь, пробежал по шпалам между рельсами, по которым идут вагонетки с литьем. Едва успев взобраться на асфальтированную дорогу, которая змеею вьется по территории завода, он тотчас бросился к мартеновскому цеху, взлетел прямо на второй этаж, вскарабкавшись по наружной лестнице, новой железной лестнице, покрытой суриком. Продолжая бежать, Шарлемань на миг потерял его из виду… В мартеновском цехе тоже хватает огня и жара, куда можно, ненароком оступившись, попасть ногой или свалиться…

В голове Шарлеманя бьется одна мысль: «На заводе им его не поймать». Все остальные мысли сейчас — точно обрывки бумаги, что взлетают над рыночной площадью. Его сознание сейчас сосредоточено на нескольких разрозненных словах, на одном имени: «Саид… На заводе… не поймают…» За месяц, прошедший с того собрания у Занта, он ближе узнал Саида. И как когда-то метались в воздухе петушиные перья, в голове задыхающегося от бега Шарлеманя мелькает одно слово: ГЕРАНЬ.

Герань… Листья герани, особенно засохшие, противны на вид. В кухне у Берты на подоконнике стоит горшок с геранью. Если сесть поблизости при закрытом окне, то, даже повернувшись спиной, ощущаешь мерзкий запах. Это цветок для старух, скорее даже для старых дев. Увядшие листья сморщиваются, становятся неприятно легкими и вялыми, падают на сырую землю в горшке или на блюдце с водой под ним. Потом они высыхают и становятся пятнистыми, напоминая цветом недокуренную, плохо скрученную, как у Абеля Грара, сигарету, готовую разлететься от первого дуновения… Берта знает, что Шарлемань терпеть не может этот цветок, но герань ей подарила родственница, которая иногда навещает их, и было бы неловко перед ней, если бы цветок исчез или увял…

Собрание у Занта имело свои последствия. Вскоре после него Саид навестил Шарлеманя. Такие визиты — редкая вещь. Впрочем, это был не просто визит. Дело было так: воскресным утром Саид подошел и заглянул в сад Шарлеманя. Шарлемань сидел на кухне и беседовал с Гаитом; заметив Саида, он вышел:

— Эй, Саид, здорово! Твоя очередь! Зайди познакомься с моей женой!

Саид зашел, пожал всем руки и сел, не зная, как и хозяева, с чего начать разговор. Он смотрел на герань.

Цветы — конек Гаита. У него удивительный сад, и, где бы он ни был, он только о нем и толкует. Какие дивные сады вырастил бы он, да климат не позволяет.

— На цветы смотришь, — сказал он. — Это герань. Ты к нашим цветам, наверно, не привык… Знаешь, в нашей местности крупные цветы не растут, но если потрудиться… Ты прежде не видал герани?