Андрэ Стиль - Последние четверть часа [Роман]

Шарлемань возвращается домой. Назло надвигающейся старости он несет Берте украшение: сухой листик, легче филигранного серебра и дешевле, кстати. Берта прикрепит его к сумочке для газет с красной вышивкой или к календарю рядом с другими безделицами в том же духе, приколотыми там с незапамятных времен. Могучие плечи, подпирающие вот уже лет тридцать один из самых крупных заводов Франции, руки устрашающей силы, рост чуть не до потолка — тут дело не в ремесле, это семейное, все Валлесы такие, и отец его, и брат, горный мастер, — все это никогда не мешало ему делать трогательные подарки Берте. И не возраст виноват в недоразумениях, которые иногда возникают между ними. Просто нельзя начинать жизнь заново каждые пятнадцать лет. Это удается лишь раз… После его возвращения из плена они пережили новую весну, словно медовый месяц вернулся к ним. Конечно, тут и долгие холода сыграли свою роль. А теперь, когда Робер ушел от них, они опять остались вдвоем, точно молодожены в пятьдесят лет. У Робера началась своя жизнь, он учительствует, обзавелся своим домом неподалеку от них; и, хотя забот у них стало меньше, все же в их буднях словно дыра появилась. Вновь приходится начинать сначала. А может, это как раз и есть старость, когда нет забот о ребенке, его уроках, экзаменах, здоровье?.. Начинать сначала… Шарлемань вспоминает как однажды в первые годы после войны, в праздничный вечер четырнадцатого июля, он поехал с Бертой на маленьком мотоцикле по окрестным деревням. Повсюду на площадях гремели танцы. Они не стали танцевать, для них это все-таки уже было позади… Но самый воздух наполнял их радостью. Вот в такие-то ночи чаще всего происходят счастливые встречи. Слепой случай в эти ночи светлого праздничного веселья не столь уж слеп и не так случаен, и люди, танцующие на освещенных площадях и перекрестках, словно вслушиваются в окружающую их темноту. Их плечи и обнаженные руки блестят от дождя, ибо в этих местах четырнадцатого июля нередко идут дожди, короткие теплые Грозовые ливни, которые налетают ненадолго и как бы не всерьез. Люди вслушиваются в ночь, словно зная, что настоящий праздник не здесь, а где-то в ином месте. Но хотя в темноте ничего не видно и не слышно, она опьяняет каждого скрытой своей тайной. Около двух часов ночи — Шарлемань и Берта запомнили это и не раз потом вспоминали — они заметили на уединенной скамье, в стороне от танцующих, мужчину и Женщину лет семидесяти, которые сидели рядом, держась за руки. Праздничная сутолока издали отражалась в их влажных глазах. Шарлеманю и Берте не было в ту пору и сорока, и семидесятилетие казалось им еще далеким. Эта встреча и опечалила и тронула их. В эту ночь их влекло друг к другу сильнее, чем обычно, и они невольно думали и о грустных ласковых стариках, и о всех молодых парах, обнимавшихся на разогретой июлем земле…

Ждать осталось не так уж долго. С тех пор чувстве их почти не изменилось. Нужно только набраться сил и начать все сначала.

Как было бы пусто в доме и в жизни, если не уметь в нужный момент все начать снова, эта способность не раз выручала их… Как много людей не успевают спохватиться вовремя на жизненном повороте и упускают момент… Они чем-то увлекаются, чем-то заполняют свой досуг, не понимая, что все это лишь возмещение за утраченное. У каждого из друзей и товарищей Шарлеманя есть излюбленное занятие. Гаит занят своим садом и цветами, Норбер, хотя ему под тридцать, разводит голубей. У Марселя волкодав, правда, жена его очень уж неласкова…

Шарлемань снова останавливается посреди сада. Он смотрит на свои старые часы. Прогулка в Понпон-Финет заняла у него не больше пяти минут. Прежде чем уйти, он бросает взгляд на поселок со смутным чувством, словно ему впервые в жизни чего-то или кого-то недостает.

— Осторожно, нагни голову! — сказал Саид.

Шарлемань ожидал, что в бараке будет темно. И все же он удивлен: в бараке не темно, но он черный. Освещение делает его еще чернее, стены покрыты варом, свет мерцает на его затвердевших потеках и застывших каплях, на мягких стыках и узких бороздках между досками. Словом, помещение неприглядное, но чистое, хотя барак построен давно. Можно без опаски прислониться к стене. Даже капли вара давно уже засохли…

Примерно с месяц назад, дня за два до прогулки, между Шарлеманем и Марселем Менаром произошла беседа, с которой, кажется, все и началось.

— Не пойму, что с ними творится, — сказал Марсель. — С ними просто невозможно стало разговаривать!..