Поселившись в Хаскеллз-Кроссинг, Оуэн и Джулия стали заводить знакомства преимущественно с пожилыми замужними парами. Пары одних с ними лет, увидев, что эти двое совсем еще не старых новеньких не проявляют интереса ни к выпивке, ни к местным сплетням, переставали приглашать их впредь после первого же коктейля. Представители старшего поколения, напротив, сочли «молодую чету» образованной, хорошо воспитанной и стали звать их к себе, ибо выходили из дому сами редко — из-за простуды или хронического артрита. Если не считать хозяйских внуков, Маккензи на таких вечерах были самыми молодыми гостями. Старики в поселке были люди жизнерадостные, сыпали полузабытыми шутками и поговорками, хотя смерть с косой уже поджидала их у порога.
Похороны в Хаскеллз-Кроссинг были событием весьма нередким. В ознаменование их печатнику заказывали поминальный листок, на обороте которого помещалось любительское стихотворение-некролог вместе с номерами псалмов и названиями молитв для отпевания, а на лицевой стороне — красочная фотография покойного во цвете лет. Вот он на яхте у берега Мэна, позирует у румпеля, лучезарно улыбаясь в потоке нейтрино, который к моменту его кончины уже достиг далекой звезды Вега, или стоит, держа под уздцы любимого коня, тоже давно издохшего — конь косит лиловым глазом и хищно раздувает ноздри. Редко попадались фотографии, где умерший запечатлен дома или на службе, чаще — в момент празднования сорокалетия или на пышном пиршестве по случаю выхода на пенсию, а то и на теннисном корте с ракеткой или серебряным трофеем в руках, тоже неизменно улыбающийся. Загробная жизнь, как следовало подразумевать, — это такой удаленный клуб.
После похорон вдова или вдовец, или старший сын, проживающий здесь же, в поселке, устраивали в доме покойного, на веранде яхт-клуба, либо в хорошем ресторане ритуальное пати. Печальные воспоминания об ушедшем постепенно сменялись веселыми, а грустные разговоры — сетованиями на то, как притесняют законопослушных, исправно платящих налоги граждан недобросовестные, продажные или просто несостоявшиеся политики, удобно устроившиеся в своих кабинетах. Если мероприятие устраивалось дома, оно непременно должно было быть украшено видом на искрящийся клинок моря — этот нетленный образ всепоглощающей, невозмутимой вечности, поджидающей каждого из собравшихся, каждого из живых.
Одной из первых знакомых новой четы Маккензи — Маккензи-2, если браки нумеровать как компьютерные программы, — стала маленькая пухлая женщина с подсиненными редеющими волосами и неустойчивой внешностью — Вредина Уэнтуорт. Врединой ее прозвал младший брат, когда-то в детстве терпевший от нее незаслуженные обиды. На фотографии, датированной 1925 годом, когда ей было лет десять, она действительно выглядит заносчивой угловатой девчонкой с вызывающим взглядом. Повзрослев, она сделалась покладистой, даже добродушной, формы у нее округлились, но прозвище так и осталось. Врединой она была в отчем доме, в пансионе, в средней школе и осталась ею в замужней жизни. У ее приятельниц в Хаскеллз-Кроссинг тоже были прозвища: Пышка, Попрыгунья, Недотрога, хотя все они были почтенными дамами лет шестидесяти — семидесяти. И если Джулия имела слабость, то лишь к этой сердечной и теплой женской компании.
Родилась Джулия в Нью-Хейвене в семье банкира, приверженца высокой церкви, у которого помимо нее было трое сыновей. Едва закончив богословский факультет в местном университете, она вышла замуж и из примерной дочери и студентки сделалась образцовой женой и домохозяйкой. Единственный раз в жизни она оступилась — влюбилась в Оуэна и утверждала потом, что своим замужеством спасла его, вытащила из трясины разврата. Оуэн не возражал, чтобы его спасли как можно скорее, но Джулии был ни к чему скандал. Она не желала видеть выражение неподдельного ужаса на лицах прихожан своего мужа и косых взглядов добропорядочных супругов Ванессы Слейд, Имоджин Бисби, Патрисии Оглторп и Алиссы Морисси. С чувством облегчения она оставила Миддл-Фоллс и на новом месте, в ста милях к юго-востоку, сошлась с новыми знакомыми, с добродушной Пышкой Хепгуд, непоседливой Попрыгуньей Уилкинс, смешливой Недотрогой Стивенс и рассудительной Врединой Уэнтуорт. За рюмочкой вишневого ликера Вредина и Недотрога принимались изображать узнаваемые поселковые типы: полногрудую няню-ирландку, беззаботного садовника-итальянца, напыщенного немца-бизнесмена и делали это беззлобно и так нескучно, сопровождая показ характерными жестами и соответствующим акцентом, что Джулия покатывалась со смеху. Для этих пожилых дам она была девочкой, нуждающейся в опеке. Миссис Уэнтуорт проследила за тем, чтобы они с Оуэном познакомились с нужными им людьми и записались в хороший клуб. Сменялись живописные в Новой Англии времена года, тянулись дни и летели недели, но она всегда была при деле, будь то проводы в последний путь общих знакомых или улаживание множественных проблем шестерых детей семейства Маккензи — у Оуэна от первого брака их было четверо, у Джулии двое.
Читать дальше