Джон Апдайк - Деревни

Зрители — грубая матросня, похотливые стариканы, зеленые юнцы — аплодисментами приветствовали парад красоток. Улыбаясь заученными улыбками, девочки деловито дефилировали по сцене, одни в умопомрачительных бальных платьях с низким вырезом и цветком на поясе, другие — туго, до осиной талии затянутые в корсеты, в кружевных панталонах и атласных туфельках. Потом появилась молоденькая особа в невероятном наряде светло-коричневого цвета. Прохаживаясь по подиуму, она скидывала один за другим предметы своего туалета. Под барабанную дробь, под беспощадными лучами юпитеров она растянулась на бархатном шезлонге и, задрав расставленные ноги, изобразила оргазм. Публика ревела от восторга.

Эти молодые женщины казались Оуэну неживыми, они как будто пришли из сновидений, рождавшихся в самой глубине мужского организма.

В безобразных борделях и притонах Пенсильвании такие зрелища носили сальный тяжеловесный характер и оставляли гнетущее впечатление. Новоанглийская привередливость и сообразительность придавали злачным местам в Массачусетсе некоторое подобие приличия и даже своеобразную изысканность. Здесь, где притоны оставили после себя строгие здания с белыми пирамидальными крышами, секс тоже был не то чтобы запрещен — он был изрядно приукрашен. Бостон отличался высокой общественной моралью, которая предписывала не только правила поведения, но и внешние ухищрения: звездочка из фольги на женских сосках, тугие трусики, едва прикрывающие лобок, туфли на шпильках, тиара на голове, густой грим. Все это вуалировало безыскусную наготу, какую Эльза по неопытности продемонстрировала Оуэну в тот памятный вечер.

Казалось, Новая Англия говорила: нагота — вещь слишком серьезная и беззащитная, она не терпит вульгарности и не может быть предметом широкого потребления. Она допустима только у мраморных богинь и у нашей праматери Евы. Но наперекор всему в дешевых киношках на потребу толпе крутили порнографические фильмы. Стареющие, истасканные печальные герои и героини этих похабных поделок вызывали презрение сколько-нибудь разумных зрителей, будь они даже наивными юношами.

После летней работы с топографами и нескольких безрезультатных встреч с Эльзой, которая, поступив на первый курс Пенсильванского университета, держалась натянуто — берегла себя для будущего мужа, — Оуэн вернулся в Кембридж и к своим мечтам о Филлис, хотя ни разу не перемолвился с ней ни единым словечком. Но вот однажды она пришла на лекцию, которую слушал и он: «Введение в методы кодирования и логики действия цифровой электронно-вычислительной машины».

Обзор принципов построения логических схем и элементов кодирующих программ для крупногабаритных электронно-вычислительных машин, предпринятый в помощь оператору. Краткое описание логической структуры ЭВМ, работающих в Массачусетском технологическом институте — МТИ — и других исследовательских центрах. Перевод последовательных математических действий и логических операций в развернутые инструкции, снабженные примерами решения типичных научных, прикладных и коммерческих задач. Рассмотрение способов упрощения и улучшения программирования, а также возможностей использования вспомогательных программ при управлении ЭВМ. Работа на установленной в МТИ машине «Вихрь-1» с целью проверки положений, обсуждаемых на классных занятиях, и приобретение студентами практических навыков инженера-электронщика.

— Вы все поняли в этой лекции?

Такой бестактный вопрос Оуэн задал высокой рыжеволосой девушке, чтобы познакомиться с ней. Пропустив вперед галдящую толпу студентов, вывалившуюся из аудитории, та одна шла по коридору.

Она посмотрела на него с вежливым удивлением. Глаза у нее были бледно-голубые, почти серые, как оперение голубя-сизаря, брови и ресницы белесые. Девушка интригующе помолчала. Тонкие черты лица ее казались нарисованными серебряным карандашом, хотя на щеках просвечивал розоватый румянец. Веки, кончик носа, скошенные скулы тоже были розоватыми.

— М-м… я поняла. Интересная была лекция, — сказала она неторопливо. В ответе прозвучала легкая игривость, говорящая о том, что она знала: он хочет с ней познакомиться.

Шел второй месяц второго курса, листья уже были тронуты желтизной, в футбол играли лишь в институтах с менее строгими порядками. Но на ее носу еще сохранились следы летнего солнца от лежания на Главном дворе или на берегу реки Чарлз. «Странно: у любителей загорать такая бледная кожа», — подумал Оуэн.