Николай Бахрошин - Фиолетовый гном

– Не любите, значит, народа, Иван Иванович? – вспомнил Серега другого классика.

– Я – эксплуататор и кровосос, мне народ любить не положено. Я прибавочную стоимость люблю, все по Марксу, – объяснил Шварцман. – А пролетариат я просто имею, без любви и нежности. Если ему, родимому, так необходима любовь и нежность – пусть не ждет ее от хозяев. Пусть лучше сядет в углу тихонечко и мацает в кулачок мозолистой рукой, получая огромное моральное удовлетворение…

И не поспоришь! Логика откровенная, как оскал дикого капитализма…

Проплывая по улицам чужеземных городов в мягкой, бесшумной машине и разглядывая через тонированные стекла спешащих по делам иностранцев, Серега начинал чувствовать себя белым человеком среди аборигенов. Приятное чувство, конечно. Белым человеком быть, вообще, хорошо. Это Серега уяснил для себя очень быстро. Пока не попробовал, не понимал, что это такое. Пусть не он заказывает лимузины, но он в них ездит. И это немало, заключил он для себя. Если по Марксу, быть пособником эксплуататоров, подпевалой на празднике жизни – тоже хорошо и вольготно…

А что заграница? Ну, чисто, ну, понравилось… Жена все повторяла когда-то, мол, подкопим деньжат, поедем отдыхать куда-нибудь за границу, в Болгарию или Венгрию. Очень хотела. Не поехали, конечно. Не те времена были. Да и ничего такого особенного Серега за границей не увидел. Тоже люди живут. Люди как люди. Самые разные и по-своему озабоченные. Иначе с чего бы им так прогибаться перед новым русским евреем со свитой и мордоворотами?

Тот летний вечер Серега запомнил. И до сих пор вспоминал…

Что случилось? Да ничего, в общем. Ничего особенно выдающегося.

Вечер начинался как пустой, вялый и безынициативный. Шварцман пребывал в уютном, домашнем запое, Танька была занята по службе, не выдернуть, и оставалось валятся на диване перед телевизором, щелкая кнопками программ в качестве двигательной разминки.

Одинокие вечера – минус для холостяка. Хотя, с точки зрения женатых мужчин, скорее, плюс, помнил он по собственному брачному опыту.

Жека позвонил неожиданно. Мол, я на даче. Один, между прочим, как перст. Брожу от нечего делать по участку и подпеваю кукушкам. А если соберешься сейчас и приедешь, то нас будет двое. А если, кроме того, возьмешь по дороге пивка и чем его отлакировать, то совсем компания. Два килограмма шашлыка в холодильнике уже маринуется. Кстати, рукописи захвати. Сказки еще остались у тебя? Вот и вези их все. Надо. Приезжай, не пожалеешь.

Серега поломался немного, но решил не отказываться. Уже через десять минут он ехал на своей машине в сторону Кольцевой дороги. В багажнике болтался ящик пива с парой бутылок вискаря, папка с рукописями лежала на заднем сиденье.

Жека его заинтриговал. Серега давно уже отказался от мысли напечатать свои старые сказки. В принципе как раз сейчас он мог бы это сделать, ничего сложного, времена коммерческие, сейчас всякую дрянь печатают. Достать из кармана три-четыре штуки баксов – вполне хватило бы на издание книги. А деньги для него небольшие, деньги – давно уже не вопрос. Но, возникает закономерный вопрос, зачем? Резонный вопрос… Потому что незачем! Перемучился, перегорел и остыл, думал он. Даже странно было бы публиковать эти злосчастные сказки, изображать из себя писателя, когда он давно уже ничего не пишет. Нечестно как-то…

И тем не менее он поднялся с дивана, встал на крыло и сел за руль. Взыграло? Зацепило? Сработало, как сигнал, обычное «вдруг», притаившееся вирусом в уголке души?

Вдруг нашелся издатель? Вдруг обалдел от неприкрытой Серегиной гениальности? Вдруг уцепился за его сказки в десять пальцев и тридцать два зуба? И рвет, и мечет, и хочет… Чего только на белом свете не случается…

Тоже сказка. Смешная, конечно.

Серега привычно вел машину, курил, стряхивая пепел в открытое окно, и снисходительно улыбался мыслям о собственной гениальности. Слаб человек все-таки, и главная его слабость – это он сам. Мысль не новая, но во все века справедливая. Аминь!

Доехал Серега быстро, дорогу он знал хорошо, а пробки по позднему времени уже рассосались.

Жека второй год снимал одну и ту же дачу, все грозился, что скоро совсем ее выкупит у хозяев, и те уже предвкушали яростный торг. Домик был старенький, но уютный, с густой тенистой зеленью по участку и хвойным запахом сосен, частоколом выстроившихся по краю дачных земель.

Серега несколько раз бывал здесь, когда строгая жена-соплюшка оставляла мужа творить в одиночестве. Творили, что могли. Однажды Серега переночевал прямо в кустах малины, ничего, хорошо выспался, только щеку расцарапал и карман порвал.