Дафна дю Морье: Не позже полуночи

Я наслаждался обедом, угощался, несмотря на свой дорогостоящий домик, полубутылкой домашнего вина и чистил апельсин, и вдруг всех нас привел в смятение ужасный грохот в дальнем углу. Официанты поспешили к месту происшествия. Все головы повернулись. Повернулся и я. Раздался хриплый голос американца, уроженца крайнего юга:

— Когда же будет порядок в этой проклятой столовой!

Это был мужчина средних лет с квадратными плечами и лицом, покрытым волдырями от ожогов солнца и настолько опухшим, что, казалось, его искусали пчелы, миллионы пчел. Глаза прямо утонули в нем, а розовая кожа на лысой макушке, обрамленной густыми поседевшими волосами, натянулась, как на готовой лопнуть сосиске. Уши, похожие на огромных устриц, усиливали диспропорцию. Клочки усов не могли скрыть выступающей нижней губы, пухлой, словно медуза, и такой же влажной. Редко мне случалось видеть более неприятную личность. Женщина, неподвижно и совершенно прямо сидевшая рядом с ним — видимо, его жена, — не обращала никакого внимания на осколки на полу, — кажется, в основном от бутылок. На вид она была средних лет, с копной начинающих седеть волос цвета пакли и лицом таким же загорелым, как и у ее супруга, только с коричневатым, а не с красным оттенком.

— К черту эту столовую! — прохрипел он на весь зал. — Идем в бар.

Постояльцы благоразумно принялись за свои обеды, и я, вероятно, был единственный, кто наблюдал за двигающимся нетвердой походкой, покусанным пчелами супругом и его женой. Я успел еще заметить беруши у нее в ушах — вероятно, защита от скрежещущего голоса мужа, — как он — кренящийся корабль в кильватере своего устойчивого партнера — буквально выкатился мимо меня в бар. Я про себя оценил расторопность гостиничного персонала, в два счета справившегося с уборкой обломков кораблекрушения.

Столовая опустела.

— Кофе в баре, сэр, — пробормотал мой официант.

Опасаясь шумного сборища и громкой болтовни, я колебался, перед тем как зайти: компании в гостиничных барах всегда утомляли меня, но терпеть не могу уходить без послеобеденного кофе. Мне не стоило волноваться. В баре было пусто. Только бармен в белом пиджаке за стойкой и американец за столом со своей женой. Перед ним уже три пустые бутылки. Оба молчали. Откуда-то из-за стойки мягко звучала греческая музыка. Я уселся на табурет и заказал кофе.

Бармен, прекрасно говоривший по-английски, поинтересовался, хорошо ли я провел день. Я ответил утвердительно — полет прошел неплохо, дорогу из Ираклиона я нашел опасной, первое купание слишком освежающим. Он заметил, что еще не сезон.

— Во всяком случае, — сказал я, — я приехал писать, а уж потом плавать. Домик мой номер шестьдесят два у самой воды, и вид с балкона великолепный.

И странное дело: он протирал стакан и вдруг переменился в лице. Показалось даже, он что-то хотел сказать, потом, видно, раздумал и продолжил свое занятие.

— Сними, черт возьми, эту пластинку! — гулко раздалось в пустом помещении.

Бармен тотчас направился к проигрывателю и выключил его. И тут же снова:

— Принеси еще бутылку пива!

Ну уж будь я на месте бармена, я бы повернулся к этому человеку и по-родительски потребовал: скажи «пожалуйста». Но это животное тут же обслужили. И когда я уже допивал свой кофе, из-за стола донеслось:

— Эй вы, шале шестьдесят два, вы не суеверны?

Я повернулся на табурете. Он уставился на меня со стаканом в руке. Его жена смотрела прямо перед собой. Может быть, она даже вытащила свои беруши. Памятуя, что к сумасшедшим и пьяницам следует относиться с юмором, я ответил достаточно вежливо:

— Нет, я не суеверен. А с чего бы?

Он принялся хохотать, и на его ярко-красном лице образовалось с сотню складок.

— Черт бы меня побрал. Да малый из этого шале утонул всего лишь две недели назад. Два дня не появлялся, а потом тело его, наполовину съеденное осьминогами, вытащили в сетях местные рыбаки.

Он затрясся от смеха, хлопая рукой по колену, а я отвернулся в сторону от омерзения и вопрошающе поднял брови, обращаясь к бармену.

— Несчастный случай, — пробормотал тот. — Мистер Гордон был такой приятный джентльмен. Интересовался археологией. Было очень тепло в ту ночь, когда он исчез; он, должно быть, после обеда ушел купаться. Конечно, вызвали полицию. Мы здесь, в гостинице, расстроились больше всего. Понимаете, сэр, мы об этом особенно не рассказываем. Может повредить делу. Но, смею вас заверить, что купаться совершенно безопасно. Это первый случай за все время.