— Ничего страшного, все уже спят.
Если просила оставить ее до утра, не соглашался:
— Что ты, а если тебя застукают? Я из общаги полечу!
Фабричные девчата предпочитали приходить к студентам с подружкой. Вдвоем им было спокойнее, подружка подстраховывала в случае чего: парни им попадались разные. Беззлобный флегматичный Петро нравился многим. Ему было удобно сделать соседа по комнате своим напарником. Каждый раз, отправляясь на танцы, он предлагал:
— Может, прихватить и тебе? Какую-нибудь посисястее?
Признавая разумность предложения, я все не мог решиться:
— Как-то я… как-то у меня… Давай в другой раз.
Петро с девушкой запирались на ключ и оставляли его в замке, чтобы нельзя было открыть снаружи. Петро боялся проверок студсовета: приводить в общежитие девушек строго запрещалось. А я, если возвращался раньше времени и натыкался на запертую дверь, уходил и околачивался где-нибудь еще час или два. Рядом был Измайловский лесопарк. Можно было бродить по аллеям.
Однажды это надоело. Постучал. Петро впустил и вернулся к девчонке. Чувствуя себя глупо, стараясь не смотреть в сторону тяжело дышащей пары, я, однако, не ушел, а лег в чем был на свою кровать. Петро что-то шептал девчонке на ухо. Ей это не нравилось. Он продолжал шептать, она возражала. Он потерял терпение:
— Ну и пошла…
Девушка села. Платье висело на стуле возле руки. Петро еще что-то сказал, матерное и злое. Девушка всхлипнула, и, стирая кулачком слезы, сказала:
— Я так и знала, что устроишь мне хор мальчиков.
Все, кого Петро приводил с танцев, боялись «хора мальчиков». Это казалось им дном пропасти. Они стращали друг друга этим больше, чем триппером. Триппера боялись не они, а мальчики. У одной из девочек, подозрительно прыщавой, в сумочке была справка от венеролога, что здорова, — для тех, кто интересовался. Эта девчонка и сидела на кровати, плакала и не шевелилась, потому что не знала, что делать. Петро просил ее за своего единственного соседа. Это лишь с большой натяжкой можно было считать «хором мальчиков», но создавало прецедент. Стоило из-за этого ссориться с Петром или не стоило, девушка не знала. Ее смущало, что я лежу молча и не шевелюсь.
Осмелившись взглянуть, я встретил настороженный взгляд и тоже сел. Скорее всего, мне хотелось, чтобы девушки в комнате не было. Каким-то чутьем она догадалась обо всем, что во мне творилось, расслабилась, вдруг фыркнула сквозь слезы, упала лицом в подушку, натягивая простыню на голый зад, и кокетливо сказала:
— Петро-о, ну что-о ты разле-егся.
Петро перелез через нее и, впрыгивая в штаны, поторопил:
— Ты чего? Давай.
Я струсил:
— Мм-мм… э…
— Я хочу курить, — решила девушка и снова села. Схватила платье, натянула на себя, и к ней сразу вернулась уверенность.
— У тебя есть сигареты?
У меня не было.
— Ты не куришь?
В это время ноги ее влезали в белые туфельки-лодочки на шпильках. В ожидании ответа, она наклонилась и пальчиком направила пятку. Я сказал:
— Нет.
— Правильно, — сказала она. — Курить вредно для здоровья. Дай мне сумочку.
Сумочка оказалась на столе возле окна, маленькая и черная, такие назывались «ридикюль». Пока я соображал, девушка пересела с кровати к столу, дотянулась до сумочки, вытащила пустую пачку «Дуката» и заглянула — вдруг там завалялась сигарета. Уселась поудобнее, нога на ногу. Хмуро наблюдая за ней, Петро нетерпеливо спросил:
— Ты дашь ему или не дашь?
— А ты что волнуешься? — сказала она. — Он сам не маленький.
Я волновался и молчал. Петро таращился. На улице стемнело, грязное окно покрылось каплями, и в темноте девушка стала казаться стройной, а лицо, на котором перестали различаться прыщи, — красивым. Так было со мной всегда: все плохо различимое делалась прекрасным. Я понимал, что с той минуты, как девушка переключила внимание на меня, она стала чувствовать себя такой, какой ее видел я. Еще пять минут назад она видела себя глазами Петра и делала то, что хотел Петро. Тогда она могла «дать» и мне, и ему. Теперь не даст никому. Я еще не догадывался, что так будет со мной всегда: женщины рядом будут видеть себя такими, какими их вижу я, то есть совсем не такими, какие они на самом деле.
— Валь, дай трояк, — попросил Петро. — Схиляю-ка я в магазин.
— У меня нет.
— Я ж видел. Там, где сигареты.
Девушка подумала, вздохнула и вытянула из сумки трехрублевку. Повеселевший Петро убежал. Надо было не опозориться, но чем дольше я собирался с духом, тем труднее было решиться.
Читать дальше