Зэди Смит - О красоте

— Не волнуйся, Говард, твоя позиция мне предельно ясна. Ты был сверху или снизу. Мы не в твоем колледже. Ты можешь не прятаться за слова?

Говард тяжело вздохнул. Он ненавидел, когда его тыкали носом в разницу между его академическим языком и так называемым личным языком его жены, но Кики постоянно сыпала соль на эту старую семейную рану. Она всегда могла сказать: мы не в твоем колледже — и это всегда была правда, хотя Говард ни за что бы не признал, что язык Кики эмоциональнее и ярче. Даже теперь — теперь! — их застарелый спор ощетинился в уме Говарда тысячью копий, готовясь выступить в новый поход. Говарду понадобилось чудовищное напряжение воли, чтобы повернуть эту армию вспять.

— Слушай, давай не… я хочу сказать, что… по-моему, мы сделали гигантский шаг назад. Весной казалось, мы это… не знаю… переживем.

Ответ вырвался из груди Кики, как выходная ария:

— Весной я не знала, что ты трахал друга семьи. Весной это была одна ночь с безымянной незнакомкой. Теперь это Клер Малколм, и это тянулось недели!

— Три недели, — еле слышно поправил Говард.

— Я просила тебя сказать мне правду, и ты солгал мне, глядя в глаза. Как любой стареющий веллингтонский козел своей придурочной жене. Не могу поверить, что ты так меня не уважаешь. Клер Малколм — наш друг. Уоррен — наш друг.

— Хорошо, давай это обсудим.

— Правда? Ты не шутишь?

— Нет. Давай, если хочешь.

— И я могу задавать вопросы?

— Если тебе угодно.

— Почему ты трахал Клер Малколм?

— Черт возьми, Кики, пожалуйста…

— Извини, разве это так уж очевидно? Или это оскорбляет тебя в лучших чувствах?

— Кики, не глупи, — конечно, нет. Просто… нелегко объяснять банальнейшие вещи.

— Мне жаль, что твой член смущает твой трепетный ум. Должно быть, это ужасно. Ум у тебя такой извилистый, блестящий и глубокий, а глупый, примитивный член все портит. Вот незадача!

Говард взял рюкзак, который, как только сейчас заметила Кики, лежал на полу у его ног.

— Я ухожу, — сказал он и обогнул стол справа, чтобы избегнуть физического конфликта. При плохом раскладе Кики без колебаний распускала руки, и тогда Говард без колебаний держал их за запястья до тех пор, пока она не сдавалась.

— Маленькая белая женщина! — заорала ему вдогонку Кики, не в силах больше сдерживать себя. — Крошечная белая женщина, которая поместится в мой карман!

— Я ухожу. Ты просто смешна.

— Конечно, мое изумление для тебя новость. Ты этого даже не замечаешь, ты никогда не замечал. Ты думаешь, это норма. Куда бы мы ни пошли, я одна в море белых. Черных я вижу мельком, Гови. Я веду белую жизнь. А черные разве что возят тряпкой у меня под ногами в чертовом кафе твоего чертового колледжа. Или каталку в госпитале тянут мимо меня. Я отдала тебе всю свою жизнь. И теперь я не знаю, зачем я это сделала.

Говард остановился под висящей на стене абстрактной картиной. Она представляла собой толстый слой гипса, имитировавший тряпку, которую скомкали перед тем, как выбросить. Этот-то комок и поймал на лету художник, заморозив его в воздухе, заключив в белый деревянный ящик и водворив на стену.

— Я тебя не понимаю, — сказал Говард, взглянув наконец на жену. — Твои слова не имеют смысла. Ты просто истеришь.

— Я отдала тебе жизнь. Я больше не знаю, кто я. — Кики упала на стул и разрыдалась.

— О боже, пожалуйста, Кикс, не плачь… ну пожалуйста.

— Надо ж было постараться найти мне антипод, — сказала она, колотя кулаком по столу. — Моя нога весит больше, чем эта женщина. И как я теперь по твоей милости выгляжу в глазах всей округи? Женился, значит, на огромной черной стерве и слинял с карлицей?

Говард выудил ключи из глиняного сапожка на буфетном столе и прямиком направился к двери.

— Не совсем так.

Кики вскочила и ринулась за ним.

— Что? Я не расслышала — что?

— Ничего. Я не должен это говорить.

— Скажи. Давай.

— Я просто имел в виду, что… — Говард досадливо передернул плечами. — На самом деле, я женился на стройной черной женщине. Впрочем, неважно.

Глаза Кики расширились, и остатки слез растеклись по ее белкам.

— Ах ты, черт! Так ты что, мне иск вчиняешь? Контракт, мол, нарушен, товар раздулся без предупреждения?

— Кики, не дури. Все не так тривиально. Я не хочу в это вдаваться. Люди заводят романы не поэтому. Причин в действительности море. И я не намерен продолжать разговор на таком инфантильном уровне. Это недостойно нас обоих.

— Опять двадцать пять. Ты со своим прибором договорись, какую оперу вы поете. Твой член тебя недостоин. Это точно. — Кики посмеялась и опять принялась рыдать, испуская детские, бесформенные, нутряные всхлипы, выплескивая то, что в ней еще осталось.