Зэди Смит - О красоте

Ниспровергатель авторитетов Говард отметает эти глупые домыслы. Откуда нам знать, что за рамой картины? Какие участники собрания? Какой вопрос? Какая рассудительность? Чепуха это, общепринятая сентиментальщина! Думать, заявляет Говард, будто на полотне запечатлен реальный момент, — анахроничное, растиражированное заблуждение. Все это псевдоисторические бредни, вдобавок с неприятным религиозным налетом. Нам хочется думать, будто синдики — волхвы, мудрые судии тех воображаемых зрителей, исподволь оценивающие и нас с вами. Но в действительности ничего этого на картине нет. А есть шесть богачей, которые позируют для портрета и хотят — требуют, — чтобы их запечатлели в виде обеспеченных, успешных, высоконравственных людей. Рембрандт (получивший за свои труды приличное вознаграждение) просто им угождает. Синдики ни на кого не смотрят, им не на кого смотреть. В данной картине мастер всего лишь упражнялся в передаче художественными средствами атмосферы власти и богатства — причем в результате, по мнению Говарда, вышла отталкивающая карикатура. Так ораторствует Говард. За много лет он столько раз это повторил и написал, что уже забыл, откуда изначально почерпнул свое мнение. Надо будет для лекции кое-что перелистать. От этой мысли на него наваливается усталость. Он обмякает в кресле.

Портативный обогреватель в кабинете жарит вовсю, горячий, плотный воздух словно придавливает Говарда. Щелкая мышкой, Говард увеличивает изображение до размеров экрана. Смотрит на мужчин. За окном тают и истекают каплями сосульки, два месяца украшавшие карнизы. Снег во дворе съеживается, открывая оазисы травы, но радоваться пока преждевременно: еще будут снегопады. Говард разглядывает мужчин. В коридоре, отмечая час, звенит звонок. Слышен лязг трамвая, ловящего над собой провода, пустопорожняя болтовня студентов. Говард смотрит на мужчин. История сохранила имена некоторых из них. Говард смотрит на Волкерта Янса, меннонита и собирателя диковин. Смотрит на Якоба ван Лоона, суконщика-католика из лавки на углу улиц Дам и Калверстраат. Йохем ван Неве похож на спаниеля, у него располагающее лицо и добрые глаза, Говарду он даже нравится. Сколько раз глядел Говард на этих мужчин? Впервые он увидел репродукцию картины в четырнадцать лет — в школе, на уроке МХК. Он страшно удивился и перепугался, обнаружив, что синдики смотрят прямо на него, их глаза, как выразился учитель, «следуют за вами по всему классу»; при этом, когда Говард пытался сам смотреть на синдиков, он не мог поймать их взгляд. Говард смотрел на мужчин. Мужчины смотрели на Говарда. В тот день, сорок три года назад, он был неотесанным умником с перепачканными коленками и крутым нравом, красивым, одухотворенным волчонком без роду без племени, но с большими амбициями, — таким Говарда Белси видели и судили синдики в тот день. Каков их приговор сейчас? Говард смотрел на мужчин. Мужчины смотрели на Говарда. Говард смотрел на мужчин. Мужчины смотрели на Говарда.

Говард нажал на кнопку увеличения. Ближе, ближе, еще ближе, пока весь экран не заполнили бордовые пикселы турецкого ковра.

— Эй, па, ты чего? Дрыхнешь?

— Господи! Ты стучал?

Леви вошел и закрыл дверь.

— Я ж свой, не кто-нибудь. Ладно, скажу честно: не стучал. — Сын уселся на край стола и протянул руку к его лицу. — Что с тобой? Весь вспотел. Лоб мокрый. Ты хорошо себя чувствуешь?

Говард отмахнулся от него и спросил:

— Зачем пожаловал?

Леви неодобрительно покачал головой, но рассмеялся.

— Суров, старик! Я просто так забежал, а ты сразу: «что надо?», «что надо?»

— Значит, это дружеский визит?

— В общем, да. Захотелось посмотреть, как ты работаешь, узнать, все ли у тебя в порядке, пообщаться с умными людьми. Ты ж для меня образец для подражания и все такое.

— Хорошо. Сколько тебе?

Леви хохотнул.

— Во дает! Сурово!

Говард взглянул на маленькие часы в углу экрана.

— Ты ведь сейчас должен быть в школе?

— Ну… — Леви потер подбородок. — Формально, да. Но, понимаешь, в нашем городе есть такое правило, что температура в классе не может быть ниже эээ… определенной температуры. Какой, я не знаю, а Эрик Клир знает и носит с собой градусник. И если в классе холоднее, чем надо, можно валить по домам. И никто нам ничего не сделает.

— Находчиво, — Говард засмеялся и посмотрел на сына с нежностью и удивлением. Ну и времечко настало! Детям удается его рассмешить. Они уже сложившиеся люди, умеют шутить, спорить и вообще существуют совершенно от него не зависимо, хотя именно он пустил их в плаванье. У них собственные мысли и убеждения. И даже кожа другого, чем у него, цвета. Чудо.