Владимир Пиштало - Никола Тесла. Портрет среди масок

Революционный 1848 год застал Якова Пешла в центре столичных демонстраций либералов. В марте того же года он выглядел как настоящий герой Шиллера и Байрона. С развевающимися локонами и песней на устах он кричал: «Свобода!» и «Конституция!» Вступив в Академический легион, он выступал против шпионов Меттерниха, а эрцгерцога Людвига прилюдно называл бараном. Ему казалось, что ни одна башня в городе не может сравняться с ним высотой, а История послушно следует взмахам его дирижерской палочки. Когда один из старших родственников заметил, что его требования права голоса для всех, введения гражданского брака и отмены цензуры неисполнимы, юноша самоуверенно ответил:

— Возможно или невозможно — решаем мы!

Пешл так и не простил себе, что страшно перепугался в тот самый день семнадцатого октября, когда Альфред Кандид фон Виндишгрец получил приказ подавить восстание в городе. Пешл бежал из Вены перед войсками Елагича, в рядах которых скромно маршировал Бранкович, дядя Николы, и скрылся в родном Граце. Он больше не был законодателем, громившим с трибуны всех монархов этого мира. Теперь Пешла заботило не то, что возможно, а то, что желательно. Он видел, как душат завоевания революции и как некоторые из них возвращаются к жизни десятилетия спустя, и потому подчинился естественному течению общественной жизни.

Тем не менее Пешл не простил себе отказа от прежних своих убеждений и не утратил бунтарских черт характера образца 1848 года. Вместо того чтобы приезжать в коляске, иной раз он являлся в университет верхом. Иногда из его уст, словно голуби из шляпы волшебника, выпархивало нечто настолько неожиданное, что студенты валились на пол от смеха. Конечно, кто-то его любил, а кто-то — нет. Жена говорила ему:

— Похоже, те, кто тебя не любит, понимают тебя лучше.

Люди, вхожие в дом Пешла, утверждали, что его богатая жена своим юмором смягчает его скверный характер.

— У каждого есть свои предрассудки, — говорил Пешл коллеге Рогнеру. — Кто-то ненавидит евреев. Кто-то — французов. Я ненавижу студентов.

Коллеге Рогнеру ничего не стоило понимающе кивнуть в ответ. Рогнер знал, что его коллега — отличный преподаватель и способен работать с неожиданным энтузиазмом. На первом занятии Николы Пешл суровым взглядом утихомирил расшумевшуюся аудиторию и пообещал:

— На следующем курсе будем ставить опыты с динамо-машиной Грамма. Честное слово! Мы как раз заказали ее в Париже.

И в самом деле, на следующий год ручищи профессора торжественно распаковали динамо Грамма.

— Якобинцы отсчитывали календарь от Великой французской революции, — произнес Пешл. — Я предлагаю начать свой отсчет — с этого момента!

И он включил динамо.

К пущей радости студентов, машина лихо затрещала.

— Эти молнии можно уменьшить, но нейтрализовать их нельзя. — Голос профессора перекрыл треск электрических искр. — Динамо Грамма будет производить молнии до тех пор, пока ток будет идти в одном направлении и пока у магнита будут два полюса…

— А почему ток должен идти в одном направлении? — шепнул Никола Тесла соседу по лавке Сигети.

Пешл смерил презрительным взглядом сначала Теслу, а потом Сигети. После чего громогласно продолжил:

— …пока у магнита будут два полюса, каждый из которых с противоположной силой действует на ток, мы будем вынуждены использовать коллектор, который в настоящее время изменяет направление тока!

— Пока у машины будут два полюса, а не, скажем, пять! — шепнул Сигети Тесле.

Юзеф Плинецки из Кракова поднял руку и доложил:

— Это значит, что и машина, и мы, управляющие ею, ограничены в своих действиях постоянным током, идущим в одном направлении.

Комментарий был обстоятелен ровно настолько, насколько и излишен.

Пешл с отвращением кивнул. В это мгновение зрачки Теслы расширились от ужаса. Его охватило нечто. Походило, что он собирается чихнуть. Он ощутил приближение чего-то неведомого, которому для взрыва не хватало только спускового крючка. Человек старше Теслы сравнил бы это состояние с приближающимся эпилептическим припадком или с оргазмом. На мгновение Тесла перестал понимать, где он находится. Сияние опять озарило его мозг. Но после страшного интуитивного стресса он пришел в себя, поднял руку и спросил:

— А почему… Почему бы нам не отказаться от коллектора?

Пешл беспомощно развел руками, как человек, столкнувшийся с вопиющей глупостью.

— Как это? — поднял он брови.

— Почему бы нам не отказаться от коллектора? — повторил Сигети архиерейским басом.