Виктор Пелевин - Колдун Игнат и люди (сборник)

– Слушай, Коля, как ты от меня завтра в рог получишь...

– Я знаю, – печально отозвался Коля.

– Ой как получишь...

– Про зеленое кресло будете слушать? – спросил Вася.

Никто не ответил.

– На одном большом предприятии, – заговорил он, – был кабинет директора. Там был ковер, шкаф, большой стол и перед ним зеленое кресло. А в углу кабинета стояло переходящее красное знамя, которое было там очень давно. И вот одного мужика назначили директором этого завода. Он входит в кабинет, посмотрел по сторонам, и ему очень все понравилось. Ну, значит, сел он в это кресло и начал работать. А потом его заместитель заходит в комнату, смотрит – а вместо директора в кресле скелет сидит. Ну, вызвали милицию, все обыскали и не нашли ничего. Потом, значит, назначили заместителя директором. Сел он в это кресло и стал работать. А потом в кабинет входят, смотрят – а в кресле опять скелет сидит. Опять вызвали милицию и опять ничего не нашли. Тогда нового директора назначили. А он уже знал, что с другими директорами случилось, и заказал себе большую куклу размером с человека. Он ее одел в свой костюм и посадил в кресло, сам отошел, спрятался за штору – потом напомните, я про желтую штору вспомнил, – и стал смотреть, что будет. Проходит час, два проходит. И вдруг он видит, как из кресла выдвигаются такие металлические спицы и со всех сторон куклу обхватывают. А одна такая спица – прямо в горло. А потом, когда спицы куклу задушили, переходящее красное знамя выходит из угла, подходит к креслу и накрывает эту куклу своим полотнищем. Прошло несколько минут, и от куклы ничего не осталось, а переходящее красное знамя отошло от стола и встало обратно в угол. Мужик тогда тихо вышел из кабинета, спустился вниз, взял с пожарного щита топор, вернулся в кабинет, как рубанет по переходящему знамени. И тут такой стон раздался, а из деревяшки, которую он перебил, на пол кровь полилась.

– А что дальше было? – спросил Костыль.

– Все, – ответил Вася.

– А с мужиком что случилось?

– Посадили в тюрьму. За знамя.

– А со знаменем?

– Починили и назад поставили, – поразмыслив, ответил Вася.

– А когда нового директора назначили, что с ним случилось?

– То же самое.

Я вдруг вспомнил, что в кабинете у директора, в углу, стоят сразу несколько знамен с выведенными на них краской номерами отрядов; эти знамена он уже два раза выдавал во время торжественных линеек. Кресло у него в кабинете тоже было, но не зеленое, а красное, вращающееся.

– Да, я забыл, – сказал Вася, – когда мужик из-за шторы вышел, он уже весь седой был. Про желтую штору знаете?

– Я знаю, – сказал Костыль.

– Толстой, ты про желтую штору знаешь?

Толстой молчал.

– Эй, Толстой!

Толстой не отзывался.

Я думал о том, что у меня дома в Москве на окнах как раз висят желтые шторы – точнее, желто-зеленые. Летом, когда дверь балкона все время открыта и снизу, с бульвара, долетает шум моторов и запах бензиновой гари, смешанный с запахом каких-то цветов, что ли, я часто сижу возле балкона в зеленом кресле и смотрю, как ветер колышет желтую штору.

– Слышь, Костыль, – неожиданно сказал Толстой, – а в мертвецы не так принимают, как ты думаешь.

– А как? – спросил Костыль.

– Да по-разному. Только при этом никогда не говорят, что принимают в мертвецы. И поэтому мертвецы потом не знают, что они уже мертвые, и думают, что они еще живые.

– Тебя что, уже приняли?

– Не знаю, – сказал Толстой. – Может, уже приняли. А может, потом примут, когда в город вернусь. Я ж говорю, они не сообщают.

– Кто «они»?

– Кто-кто. Мертвые.

– Ну ты опять за свое, – сказал Костыль, – заткнулся бы. Надоело уже.

– Во-во, – подал голос Коля. – Точно. Надоело.

– А ты, Коля, – сказал Костыль, – все равно завтра в рог получишь.

Толстой немного помолчал.

– Самое главное, – опять заговорил он, – что те, кто принимает, тоже не знают, что они принимают в мертвецы.

– Как же они тогда принимают? – спросил Костыль.

– Да как хочешь. Допустим, ты про что-то у кого-нибудь спросил или включил телевизор, а тебя на самом деле в мертвецы принимают.

– Я не про это. Они же должны знать, что они кого-то принимают, когда они принимают.

– Наоборот. Как они могут что-то знать, если они мертвые.

– Тогда совсем непонятно получается, – сказал Костыль. – Как тогда понять, кто мертвец, а кто живой?

– А ты что, не понимаешь?

– Нет, – ответил Костыль, – выходит, нет разницы.

– Ну вот и подумай, кто ты получаешься, – сказал Толстой.