Ирина Волчок - 300 дней и вся оставшаяся жизнь

— Прерванная любовь, — заявила Фрида и, смутившись, добавила: — Это название.

Последовала, как положено, пауза. Затем она тихо начала:

Низкий, немного хриплый голос Фриды оставил после себя повисшую паузу.

— Как красиво: менять любовь на «просто жить»… Ожидание стекало слезами в ладони, — тихо сказала Инночка и неожиданно для себя добавила: — Я так хочу услышать твой тихий смех в темноте…

Фрида мгновенно вынырнула из своего полутранса:

— Как-как? Услышать твой тихий смех в темноте? Инка, ты сама придумала?

— Н-нет, прочитала, наверное, где-то, — почти не соврала Инночка.

— А жаль… А то бы я у тебя эту метафору приватизировала… Ладно, хватит о высоком. Давайте уже будем водку пить!

— И разговаривать о мужиках? — влезла Тамара.

— Ага! О жадинах, хвастунах и дураках! — припечатала Катерина, безусловно — самая компетентная в предлагаемой теме.

— Вот я — б…! — выпив, констатировала Катька.

— А можно без великого и могучего? — страдальчески простонала Фрида. — Давай заменим твой эпитет, ну, я не знаю, словосочетанием «веселая женщина», например.

— Ты, Фридка, существо бесполое, так что и не лезь. Как ты там предложила? Веселая женщина? Это вам не шлюха. И не проститутка, тем более.

— А Катьку-то нашу понесло, — шепнула Инночке Тамара.

Монолог пьяненькой заместительницы мэра о многочисленных типах женской психологии и прямой зависимости от этих самых типов женских судеб подруги слышали не впервые. Собственно говоря, только Фрида, существо возвышенное и творческое, не считала Екатерину Александровну женщиной, как сейчас говорят, во всех отношениях успешной. Тем временем Катька продолжала, уже не стесняясь в выражениях:

— Проститутка — это когда за деньги! Так, кусок мяса. Шлюха — это когда он хочет, а она слушается. А б… — извините, веселая женщина, — это когда хочет она сама. И, между прочим, мужики это ценят!

— Да ну тебя, Кать, я вот не согласна: я люблю своего Мишку, и он меня любит. И чем плохо?

— Попробовал бы он тебя не любить, размазня эта! Тоже мне мужик, не украсть, не покараулить. А ты дура! С такой внешностью, как у тебя, да я бы горы свернула…

— Что ж Инка-то не свернула, — ехидно влезла Фрида, будучи уже тоже порядком на взводе. — Они с Тамарой — двое из ларца, одинаковы с лица.

Тамара и Инночка переглянулись и захохотали, как сумасшедшие.

— Кать, хватит буйствовать! Ты лучше скажи, какой мужик тебя бы устроил, чтоб ты из койки в койку скакать перестала? Ты подумай пока, а я на правах хозяйки разолью.

Тамара занялась своими барменскими обязанностями, а Инночка задумалась, какой бы мужчина устроил ее саму. Мысль, всплывшая сразу, при последующей внутренней дискуссии казалась если и не навеянной алкоголем, то явно скоропалительной: анти-Славик. Не толстый, не кобелистый, умный и чтобы обязательно любил ее, Инночку. Сильно. Страстно. Нежно. Со всеми ее недостатками, проблемами, домочадцами и чадами. Конкретизация мифического анти-Славика оказалась такой очевидной, что Инночка опешила: оказывается, ее идеальный мужчина вовсе не помесь Бреда Пита с Альбертом Эйнштейном и Петраркой. Идеальный мужчина за тысячу километров отсюда мерз, голодал и упражнялся в эпистолярном жанре. Любитель тихого женского смеха в темноте. Стоп. Не женского, а ее, Инночкиного. Как можно любить то, что никогда не слышал? Ведь в той единственной их общей на двоих темноте им обоим было не до смеха.

Инночка поняла, что отвлеклась и упустила нить дискуссии. Надо полагать, Катька перечисляла обязательные достоинства потенциального избранника: