— Она совсем не похожа на русскую.
— Мама, она русская.
— В общем-то, она красивая.
— Она тобой восхищается. Говорит, что в доме чисто и аккуратно. Ей нравятся твои мягкие волосы. Только книгу не пиши, мама.
— Я ходила к президенту Кеннеди. Провела расследование. У меня много смягчающих обстоятельств из-за твоего дезертирства.
— Мама, не надо писать книгу.
— Она о жизни, которую мне пришлось вести, не зная, жив ты или мертв. Я могу писать о своем, Ли.
— У нее там родственники, которых ты поставишь под угрозу.
— Под угрозу. А сам ты отдал десять долларов машинистке, чтобы напечатать страницы своей книги.
— Моя о другом.
— О России и ужасах той системы.
— О другом. Называется «Коллектив». Она об условиях жизни и работы. Я изменю фамилии, так что люди не пострадают. И не думай, будто мы не ценим, что ты купила одежду ребенку, готовишь нам еду и так далее.
— Те десять долларов я дала тебе, а ты их отдал машинистке.
— Мама, это книга наблюдений. Я должен денег правительству штата за то, что меня доставили домой. Роберт оплатил перелет из Нью-Йорка. Я просто ищу способы расплатиться с долгами.
— Я имею право на свою книгу, — ответила она. — Президент оказался занят на тот момент, но я переговорила с людьми из правительства во время метели, и они обещали, что рассмотрят дело.
— Это всего лишь статья, а не книга. Мне напечатали заметки для статьи. Там так много страниц.
— И сколько она тебе напечатала?
— Десять. Больше денег не хватило.
— Доллар за страницу — это грабеж.
— Я провез эти заметки на себе из самой России.
— Марина смотрела днем фильм с Грегори Пеком. Я сидела рядом, и она, оказывается, знает Грегори Пека.
— Ну и что, его знают повсюду.
— Мы разговариваем со словарем.
— Потихоньку научится.
— Кажется, она знает больше, чем показывает, — сказала мать.
Он устроился обработчиком листового металла. Тяжелая, грязная, долгая работа и маленькая зарплата. Они переехали в собственный дом, половину дощатого бунгало с мебелью, через дорогу — стоянка грузовиков и погрузочные платформы. Это был приемный пункт всей огромной сети «Монтгомери Уорд». Марина сходила в магазин, побродила между полками. Сказала Ли, что там играет очень приятная музыка.
На их улице стояли одни бунгало. Все называли эту улицу Мерседес-стрит. В договоре о найме записали «Мерседес-стрит». На карте Форт-Уорта значилась Мерседес-стрит. А надпись на указателе гласила — «Мерседес-авеню».
Он сидел на бетонных ступенях крыльца рядом с маленькой юккой и читал русские журналы.
Мать принесла им кресло. Принесла посуду. Ли сказал, что им не нужны подачки. Она принесла попугая в клетке. Такого же попугая в такой же клетке, как он подарил ей в Новом Орлеане, когда работал курьером.
Тени прежней жизни все появлялись.
— Хватит, — сказал он Марине. — Не открывай дверь.
— Но как я могу не открыть твоей матери? Она так добра к нам.
— Не открывай и все. А то она покоя нам не даст. Ни в коем случае не пускай. Придет с фотоаппаратом и начнет снимать ребенка.
— Но она же бабушка.
— С этого все и начнется.
— Это просто снимок, Алик.
— Вот так она и навязывается. Так и проберется к нам в дом.
— Ты не хочешь пускать ее, а сам используешь при первой же возможности.
— Для этого и нужны матери.
— Это жестоко.
— Я пошутил, и не называй меня больше Аликом. В этой стране нет Аликов. И Джун — не Джунка. Все решат, будто ты не знаешь, как зовут членов твоей семьи.
— Ты не шутишь, когда повышаешь на все голос.
— Привыкай, так шутят в Америке. Так мы друг с другом разговариваем.
— Она вкалывала, чтобы вырастить тебя.
— Она это сказала со словарем? Нашли общий язык с «Мамочкой».
— Я и так знаю. Это же сразу видно.
— То, что сразу видно, — лишь половина правды.
— А что тогда вторая половина?
Он ударил ее по лицу. Дал пощечину, и Марина отшатнулась к плите. Там она и стояла, прижавшись щекой клевому плечу и подняв руку в изумлении.
Человек разговаривал с ним через проволочную сетку. Ли смотрел на его обрюзгшее лицо, на удостоверение, которое он держал у подбородка. Фрейтаг, Дональд. Федеральное Бюро Расследований. Темные глаза, легкая щетина. Они условились побеседовать в его машине.
В этой машине находился еще один человек, агент Муни. Агент Фрейтаг сел вперед рядом с Муни. Ли сел сзади, дверцу оставил открытой. Он вспомнил слово «феды», которым называют агентов ФБР. Был обеденный час, стояла духота.
Читать дальше