Юлия Андреева - Мертвым не понять

– Ну что ж, спасибо за краткость. – По лицу Семена было невозможно догадаться о его истинных чувствах. – Я предлагаю заслушать сначала все версии, а потом перейти к обсуждению и выработке…

– Добрый всем вечер! – Вошедшая Линда проскользнула к креслу Семена и чмокнула его в лоб. Я отметил, что посторонний человек ни за что на свете не определил бы в ней слепую, так уверенно она держалась в знакомой обстановке. Неожиданно пришло на ум, что Семочка специально следит за расположением вещей, и эти контуры на полу не случайны.

– Дорогая, я приготовлю тебе чашечку кофе? – спросила Алла, в то время как Оленька нервно зашевелила исписанными страницами.

– Благодарю, не надо. – Линда примостилась на подлокотнике кресла Семена, прижавшись локтем к его руке.

Со стороны они казались красавицей и чудовищем, и я невольно начал пересчитывать ее дружков – почему-то всегда достаточно красивых парней, и вдруг такое. Захотелось вдруг отомстить Семену за его высокомерный гон, и я в очередной раз поклялся себе во что бы то ни стало найти средства на операцию, и если все пройдет хорошо, поставить самую грандиозную свечу, такую, чтобы ни в один храм не поместилась, черт ее дери, желательно за государственный счет.

– Как сложно бывает подчас проследить за кажущимися самостоятельными движениями человека руку его сильного покровителя, чуть уловимый след тени от нити кукловода, – начала свою версию Ольга. – Что же говорить об откровении свыше? Как распознать одухотворяющее крыло гения? Видел ли кто-то воочию подписанную кровью купчую на душу? Как же отличить язык бога от множества наречий суеверий, переплетенных линий судеб, фрагментов прошлого и будущего? Только через происходящие события, и исследуя характер поведения отмеченного, избранного. Не берусь утверждать, что мне известно доподлинно, когда состоялось это знаменательное событие в жизни нашего героя. Возможно, что, проснувшись однажды утром, он почувствовал вдруг в себе возрастающие силы и понял, что именно он – тот герой-освободитель, призванный восстановить справедливость и вернуть на российский престол истинного государя. В то время ходили упорные слухи о скором освобождении Ивана Антоновича из Шлиссельбургской крепости, были и письма, но отважился на это именно он – никому неизвестный офицер, без копейки в кармане. Мог ли он рассчитывать завлечь своих будущих сторонников деньгами? А солдат, как известно, нужно кормить. Конечно, нет. Разве что посулы, составленные им же от имени принца. Надо сказать, что этот человек обладал каким-то особым воодушевлением и верой в себя.

Линда задрожала, и руки Семена как по команде сомкнулись на ее тонкой талии, не давая ей упасть.

– …Ну вот хоть, смотрите – Василий Яковлевич признается в замысленном своему другу Ушакову. Пишутся письма, шьется штабс-офицерский костюм, в котором тот должен был явиться в Шлиссельбург. И тут Ушакова – этого единственного подручного – неожиданно отзывают по делам службы, где он и погибает. Любой на месте нашего героя если не принял бы это за дурное предзнаменование, то хотя бы как следует повременил, пока не найдется кто-то другой, равный по силе и значимости покойному. Любой, но только не Мирович.

Далее, двадцатого июня того же года императрица отправляется в Лифляндию, третьего Мирович встал на караул в крепости, и уже четверного вечером он подзывает к себе простого солдата и открывает ему задуманное. Тот соглашается участвовать и подбивает, по словам самого Василия Яковлевича, еще двух человек. Что же это такое? Не верится! Все шито белыми нитками! Потом Мирович идет к капитану Власьеву и повторяет почти то же, но тут его встречает совсем другой прием. А надо сказать, что еще утром в крепость припожаловала лодка с четырьмя гребцами. Комиссия, – решил Власьев и, сопоставив речи Мировича с прибытием нежданных гостей, решил, что они имеют между собой какую-то связь, и потому был тотчас составлен рапорт Панину.

Во втором часу ночи Василия Яковлевича вдруг вызывают к коменданту, он понимает, что Власьев его выдал, и, не откладывая, начинает действовать. Я не стану повторять предыдущий рассказ, ограничусь, наверное, тем, что если Иван считает, что Мирович – отчаянная головушка, то я бы сказала – вдохновенная. Потому что кто-то должен сиять, а кто-то делать всю черную работу. А в этом случае провидению было угодно качнуть чаши весов в сторону зла. Что же делает Мирович? Он творит свой, простой и понятный ритуал. Ему было суждено проводить в последний путь всеми забытого принца, отдав ему королевские почести и публично назвав государем. После чего он целует солдат. Поцелуй Христа, добровольно приносящего себя в жертву. Да, жертву. Убивал-то не он, но именно его, именно Мировича уж точно не помилуют. Наш герой с кротостью принимает свою судьбу. И он не ропщет. Нет. Потому что он уверен, что сделал все как надо и выполнил свой долг – то есть, во первых, остался человеком, а не рабом презренным, вымаливающим у сильных мира жалкое подаяние, а, набравшись смелости, попытавшимся взлететь и тем сравниться с ними.