– А что, и права Ирка, родина там, где тебя любят, – сказала одна девушка.
– Да что ты, канарейка, что ли? – сказала Анжелика. – Родина там, где ты сама любишь.
– А вот Ирка говорит…
– Хомяк ты, что ли? Где тебя любят, там и родина! Сказала тоже. Тьфу!
– А сама завидуешь Ирке!
– Дура твоя Ирка!
– А вот и не дура!
– Блядь настоящая!
Они чуть не поругались. Подруги у Анжелики были красивые, особенно туркменка Динара. Другие спорили, а Динара молчала, смотрела огромными глазами. Потрясающая девушка. Только губы у нее были натруженные, как руки у прачки.
Я захотел девушек нарисовать. Подумал, что их профессия опять стала символом общества. Когда-то Пикассо рисовал авиньонский публичный дом, в начале прошлого века проституток часто рисовали, а потом перестали. Я подумал, что опять пришла пора.
Я бы их нарисовал очень красивыми, они красивее многих людей, каких я встречал.
Сказал, что когда-нибудь нарисую их портрет.
– Ой, не дождусь!
Последний раз я встретил Анжелику на улице, она шла по Тверской под руку с немолодым господином. Посмотрела на меня, узнала, но отвернулась.
Интересно, это был иностранец, и она нашла свое счастье за границей? Или риэлтор, с которым она покупала квартиру?
Или кто-то, кто провожал Анжелику до метро? Пусть у нее все сложится хорошо, она заслужила.
Лет пятнадцать я работаю в Брикстоне, на Coldharbour lane 221B, в буро-кирпичном доме с железными лестницами, крашенными в черный цвет. Некоторым Брикстон нравится – я сам слышал, как этот район хвалят. Не верьте, место гнусное. Пока дохожу от метро до мастерской, раз пять предлагают scunk, так здесь называют косяк.
Мастерская на четвертом этаже, но лифт всегда занят – темные (во всех отношениях) личности, у которых офис на третьем, вечно грузят в лифт тяжелые свертки. Им говоришь: «Вы, ребята, скоро?» – «Oh, – говорят, – man, одну секунду, just a sec, man», – теперь все говорят sec вместо second. По-моему, противно. Я поднимаюсь по железной лестнице, прохожу длинным коридором до своей двери, долго стучу каблуками по железному полу, толкаю железную дверь – а когда вхожу, мне с порога предлагают чай: мои печатники всегда приходят раньше. У них уже на столе и чай, и молоко, и бутерброды.
Я работаю с Мэлвином Петтерсоном и Колином Гейлом, это отличные мастера. Кроме них с нами работает превосходная девушка Мэган Фишпул, а иногда помогает Доменик Фергюсон Ли из соседней мастерской. Они все отличные ребята, главный среди них – Мэлвин.
Помимо того, что он знает все про офорт, Мэл еще и классный рисовальщик котов – он может нарисовать кота спереди и сзади, в ракурсе сверху и снизу, он выпустил книгу «Кошки. Как их рисовать» – и книга выдержала три издания. Еще он бывший рыбак, родом из рыбацкого города Гримсби. Еще он бывший штангист – он и сейчас спокойно относит офортный пресс на второй этаж нашей студии. А еще он похож на огромного лысого Винни Пуха и все время ест. Если хочешь сделать Мэлу приятное, надо спросить его, как он провел выходные.
– I was in Grimsby, Max.
– Visiting your wife?
– That’s right.
– You had a family dinner, I suppose.
– Yeah, Max, indeed. We had indeed.
– And how was your meal?
Мэл отвечает с чувством, с очень сильным чувством.
– Beautiful! It was just beautiful! I am serious, Max, it was beautiful!
И описывает жирную свиную отбивную с горошком, жареный картофель, фасоль, курочку, печенку – рассказывает, как он все это полил кетчупом и сожрал, говорит долго, входит в детали, а пока говорит, делается понятно, что всем уже пора есть. Обычно мы ходим к Диане – некогда сочная (судя по фотографии над кассой) итальянка открыла забегаловку на перекрестке в Брикстоне. Сегодня ей за шестьдесят, в Англии прожила тридцать лет, Италию помнит плохо, даже спагетти не готовит – жратва традиционная: бобы, ветчина, яйца. Моим ребятам еда нравится – они склонны прощать Диане ее сомнительное происхождение, готовит она почти как настоящая англичанка. Мэл одобрительно чавкает, похлопывает Диану по плечу, называет ее «Ди».
Это редкость, чтобы Мэл снисходил до иностранцев. Вообще говоря, Мэл – типичный английский националист: он отзывается о шотландцах и ирландцах крайне насмешливо, французов презирает, а русские с евреями избавлены от его атак просто потому, что он сомневается в реальности существования этих наций. Что еврей, что марсианин – для него это какие-то несуразные понятия.
Однажды я позвал ребят в Германию, во Франфурт, на открытие своей выставки. Мэлвин сидел в аргентинском ресторане, лопал мясо – и вдруг ему пришла в голову забавная мысль, он стал хрюкать от смеха, едва не подавился.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу