Дмитрий Лекух - Башни и сады Вавилона

– Меня, – кривлюсь, – тоже тогда в виду имейте, лады? А то что-то чувствую, засиделся. Развеяться пора. Скоро уже совсем одичаю, люди шарахаться начнут, как лошади от автомобиля.

– Да не вопрос, – жмет он плечами, – номер тебе в нашей гостинице забронируем, а со всем остальным, включая билеты, ты и сам вполне себе самостоятельно справишься. Чай, не маленький.

Я согласно киваю.

– Справлюсь, конечно. Мне от вас только гостиница и нужна, если честно. А то потом замудохаешься вас, алкашей несчастных, по всему Гетеборгу с выездного бодунища разыскивать. А мне еще и с Мажором нужно будет чисто по-мужски поговорить, объясниться. Я ведь и вправду тогда, похоже, немножко с ним загрубил, признаю. Обстоятельства были. Поговорим, уверен, поймет.

– Если обстоятельства, – соглашается, – тогда, может, и вправду поймет. Но я лучше его все-таки попрошу, чтобы он хотя бы по голове тебе не слишком сильно стучал. А то она у тебя, похоже, и впрямь в последнее время слабым местом стала. Особенно после ранения с сотрясением. Да и до этого симптомчики неприятные рисовались. Лучше бы поберечься…

Я криво усмехаюсь, он машет прощально рукой и немедленно исчезает за поворотом.

А я возвращаюсь в палату и снова открываю томик Хафиза.

Чудны, думаю, дела твои, Господи.

Еще ведь несколько дней назад вообще никуда не собирался.

А тут тебе – и Швеция, и Таиланд.

Обалдеть можно…

…Отложил Хафиза в сторону.

Всему должно быть свое время и место, а конкретно это время и место, увы, – не для стихов.

Тем более не для нежных, трепетных и бестолковых, как и сама его жизнь, газелей этого ширазского пьяницы.

Ага…

Ну уж нет.

Мне и так солнца по этой жизни в последнее время не хватает. Можно даже сказать: острая солнечная недостаточность.

А тут – все такое.

Сумеречное.

Нет, давай-ка, думаю, Егор, поэзию вместе с соплями лучше сегодня в сторону слегка отодвинуть.

И без нее тошно, без этой утонченной восточной лирики.

Лучше уж полежать, подумать, что Мажору в славном шведском городе Гетеборге говорить буду.

Али, хоть мужик, конечно, и понимающий, но наш с ним разговор сегодняшний Игорю совершенно точно передаст.

Они все-таки – настоящие, близкие друзья.

А я – так.

Поссать поблизости вышел.

Так, блин, нелепо и познакомились.

Хотя – что тут гадать-то?

Нужно говорить просто.

И – максимально честно.

…Ну, например, так:

«Знаешь, Гарри, в Вавилоне не было каменных тротуаров.

В настоящем, историческом, древнем Вавилоне – как и во всех городах Древнего Востока, – уличным покрытием были просто тонны спрессованного говна. Обрывки тканей, объедки, апельсиновые корки.

Воняло там тоже, думаю, соответствующе.

По сути, – обычная помойка, тщательно утрамбованная тысячами и тысячами босых человеческих ног. Хотя на некоторых, может, были и сандалии. Типа на стражниках.

Аналог нынешних ментовских сапог, так сказать.

Ага.

И поэтому знатные и богатые люди в этом городе вообще никогда не ходили по этим улицам пешком.

Это было – больше, чем западло, понимаешь…

Это было – сблевно.

Они жили в своих домах-башнях, проводили время в своих искусственных садах у искусственных бассейнов с кристально-чистой, прозрачной водой.

Ну точь-в-точь, как мы.

И говорят, постоянно пользовались благовониями. Не знаю, помогало им это или нет.

Но – пользовались постоянно.

А по улицам передвигались исключительно в паланкинах, и специальные рабы следили, чтобы чистые ступни их господ никогда не касались этих жутких мусорных тротуаров.

Может, именно поэтому в Вавилоне и был такой страшный, просто нереальный процент сумасшедших.

И пророков тоже, разумеется.

Это было нормальное явление, понимаешь.

А дворцы тянулись – все выше и выше, превращаясь в башни самого величественного в тогдашнем мире города, название которого приблизительно переводится на русский язык, как Врата Бога.

В главной башне-зиккурате этот их бог, по слухам, даже время от времени ночевал.

На самом верху, естественно.

Возможно, даже и с бабами.

В общем, все как у нас.

Чем выше, тем дороже.

Ничего нового в этом мире нет, понимаешь?

А я – я, наверное, просто слишком устал, Гарри.

Мне уже давно нужно было уехать, походить босиком по белым, чистым, песчаным пляжам.

А потом – обязательно вернуться обратно.

Вот поэтому я и вынужден сидеть тут перед тобой и извиняться, в тупой и безысходной надежде, что ты, может быть, меня поймешь…»