Дмитрий Лекух - Я русский

Злата продолжает смотреть мне в глаза.

Жестко.

Требовательно.

И я от этого – еще больше сутулюсь.

– Солдаты не стали с ними драться, – вздыхаю, прикуривая. – Чтобы не нести, как сейчас сказали бы, неоправданных потерь. Их просто расстреляли из пушек. Картечью. Всех. Поляна была красная от крови, местная речка, Мзымта, текла кровью до самого Черного моря. Это место долго считалось проклятым, потом – ничего, заселили. Сейчас здесь мир. Уживаются русские, армяне, грузины, греки. Даже эстонский поселок есть, они в конце девятнадцатого века сюда переселились. Удивительно спокойные межнациональные отношения. Даже когда всю страну в девяностые трясло на этой почве, здесь все было тихо и гармонично. А вот народа сачи больше нет. Вообще. Те, кто случайно уцелел, бежали в Турцию и там полностью ассимилировались. Но таких было немного.

Злата знаком просит у меня сигарету, и мы теперь уже вдвоем пытаемся прикурить.

По смотровой площадке гуляет легкий, но настойчивый ветерок. Да и руки немного дрожат, если честно.

Наконец получается.

– Это – страшно.

Я киваю:

– Страшно. Но вполне обычно. Не только для России, но и для всей Европы. Горцы всегда и везде были бичом равнинной цивилизации. Нищие, злобные, принципиально не желавшие цивилизоваться. Что наши, что те же шотландцы или швейцарцы.

– Но их хотя бы не уничтожили.

Я криво усмехаюсь.

– Горские кланы никогда не были чем-то единым, – говорю твердо. – И выжили только те из них, кто смирился. Остальных – вырезали под корень. Везде. Иначе не получалось. Даже здесь: Российская империя не нуждалась в этих землях, они были абсолютно гиблыми – болота, малярия. Их только в начале двадцатого столетия кое-как осушили, а до тех пор поселенцев сюда отправляли, почитай, на верную смерть. Кавказ тогда считался хуже Сибири. Кто мог – бежал куда угодно, хоть на каторгу. Но и не воевать с горцами империя не могла. Потому что они непрерывно убивали и грабили всех своих соседей. Спускались с гор, грабили, резали – и убегали обратно, считая, что их никто не достанет. Такой вот образ жизни. По-другому они не могли, не умели и – не хотели. И тогда генерал Ермолов двинул сюда войска…

– И убил их всех, – кивает Злата.

– И убил их всех, – соглашаюсь. – А потом, во времена последнего русского императора, здесь, в прибрежных болотах, научились выращивать эвкалипты и уничтожили малярию, превратив эти земли в рай. Теперь тут мирно и очень красиво. Есть, кстати, заповедник, зверья полно: медведи, олени, косули, волки. Даже кавказские туры сохранились. Люди очень радушные живут, вне зависимости от национальности. Олимпиаду вон собираются проводить…

Злата вздыхает, и мы медленно спускаемся со смотровой площадки в небольшой ресторанчик при Императорском домике.

Мне говорили, что там готовят изумительный шашлык из дичи.

Наврали.

Мясо оказалось жестким, волокнистым и неприятным на вкус.

Зато все остальное, включая общую атмосферу и радостный звонкий смех моей постепенно отошедшей от «исторического потрясения» девочки было просто замечательным.

Она даже меда местного накупила.

Горного, каштанового, черного и чуть горьковатого.

Родителям, говорит.

В Чехию.

Хоть там и своего меда достаточно, но такого – дикого, чистейшего – у них все-таки не водится.

Заодно и вопрос с сувенирами решился.

А потом мы еще долго гуляли по горам и я ей показывал, как цветут по весне эдельвейсы…

…Обратно летели поздно вечером, бизнес-классом.

Родная редакция расщедрилась.

Злата, естественно, устроилась у окна – ей все было интересно.

Ребенок, ей-богу, ребенок.

Я раскрыл ноут, нашлепал по клавишам пару страниц текста и задремал.

А что?

Самое лучшее времяпрепровождение в этих летучих железных ящиках.

Но – долго поспать не удалось.

Девочка растолкала.

В непритворном ужасе.

– Дан! Дан!!! – толкает меня в плечо. – Посмотри вниз, там какая-то катастрофа!

Протер глаза, перегнулся через нее, вгляделся в иллюминатор.

Обычная ночь, изредка – редкие тусклые огоньки.

– Ну и, – зеваю, – где ты катастрофу увидела?

– Как где? Там же темно! Наверное, что-то случилось с электричеством!

Я тихо смеюсь.

Это тебе, милая, – не Европа.

Над которой лететь – будто над новогодней елкой.

– Золотой, – говорю, – милая, ты сейчас летишь над самой большой в мире по территории страной. А народу у нас живет столько же, сколько в Японии всего на трех островах умещается. Сто сорок с небольшим миллионов человек. Это еще что! Вот мы с тобой как-нибудь в Сибирь слетаем. Или на Дальний Восток, если «Луч» в этом году в первую лигу не вылетит. Возьму тебя туда обязательно, просто чтоб посмотрела. Так вот там будем часами лететь, а внизу – вообще ни одного огонька! Тайга…