Александр Киров - Последний из миннезингеров (сборник)

Когда владельцем местной лесопилки становится узкоглазый мордоворот по имени Мирза, меня посещает чисто музыкальное чувство, что неспроста когти просверкивают нашу хвойную глушь именно с востока. Так что в дела лесопилки есть смысл всмотреться повнимательнее. Ибо это – модель социального организма, от которого Александр Киров отсчитывает свои диагнозы.

Вкалывают на лесопилке – наши, деревенские. Из деревни, о которой можно сказать только то, что работы там никакой нет, а народ есть, и что наша деревня – самая пьющая в мире. Лесопилку надо охранять от врагов? Надо. Кто враги? Сами же работяги: воруют на пропой. Так что и охраняют они сами себя, подчиняясь то местной братве, то местной милиции, между которыми идут то братания, то бои. Стреляют, пыряют, бьют без предупреждения. Мертвых не оплакивают, не вспоминают и не очень отличают от живых. Был Мирза, и ладно. Сгинул – другие нарисуются.

Обрисованы еще двое, чуть подробнее. Потому что они – редкая порода! – «интеллигенты». Один – учитель, другой – инженер. У учителя учеников не осталось (кроме нескольких олигофренов), в пустом классе учить некого. У инженера последний трактор встал, движок сперли. Подавшись из интеллигентов в работяги, эти двое некоторое время обозначают точки ориентации в этом месиве людей и трупов. Потом тоже исчезают. Без следа.

Такой точечно-пунктирный стиль у Александра Кирова несомненно имеет свой шарм. Автор хорошо знает, что за родичи у таланта. «Хорошо писать – уметь вычеркивать».

Невычеркнутое косится в небытие. Хотя и с разной степенью готовности. В этом смысле животные несколько более живучи, чем люди. Пес Умка (от слова «ум») – всеобщий баловень и «ласкуша» – обаянием своим может напомнить Каштанку. Если не придираться к тому, что занятия у этих меньших наших братьев очень уж разные: наш нынешний стережет барахло от воров. Без успеха. Но усердно.

Воры явно превосходят сторожей умелостью. Только вот косноязычны. Впрочем, как и хозяева барахла. Косноязычие тех и других заряжено классической энергетикой. Хотя век назад цитировать было легче – по причине отсутствия нецензурных слов. Но семибулатовский закал не пропадает.

«Скажу без хвастовства, что я не из последних касательно образованности, добытой мозолями, а не богатством родителей, т. е. отца и матери или опекунов, которые часто губят детей своих посредством богатства, роскоши и шестиэтажных жилищ с невольниками и электрическими позвонками… Вот что мой грошовый ум открыл: собаки весной траву кушают подобно овцам и что кофей для полнокровных людей вреден, потому что производит в голове головокружение, а в глазах мутный вид и тому подобное прочее. Много я сделал открытий и кроме этого хотя и не имею аттестатов и свидетельств. Приежжайте ко мне дорогой соседушко, ей-богу. Откроем что-нибудь вместе, литературой займемся и Вы меня поганенького вычислениям различным поучите…»

«…За Горького горько. Какой талант! Про город диавола желтого: мне пондравилось. Это я даже читал… И про бомжей интересно. От бичуганы! У одного галюны у другого трясуны мокрушник да Лука этот (не будем утачнять каков). Я то знаю чего они там с Анной шептались. Одна правда мужик с бодуна вздернулся. Обычное дело…

Или про тюрьму. У меня дед вон отчима затюкал и я это видел. Ничего такого страшного. Сеструха испугалась а я молодцом. А дед тоже. Хряпнул и пошел рюкзак собирать. И вернулся через пять лет как из магазина пришел только охромел и руки дрожат. Могучий был человечище. Это щас с дивана в гроб шагнуть не может…»

И прямых отсылов нет?

Есть. «Разочарование Ваньки Жукова».

И правда: Ванька Жуков отдыхает.

Однако не в этом дело. Не в прямых отсылах, которых у Кирова мало (особенно если сравнивать его с другими нынешними авторами, прямо подражающими классикам).

Дело в другом. Дело в интонации, с которой рассказывается о делах вроде бы ужасающих, но рассказывается будто бы невозмутимо. Как-то даже буднично. Как-то даже бесчувственно. Вскользь.

И у классиков гибель падала из-за кулис словно невзначай.

«Уведите отсюда куда-нибудь Ирину Николаевну. Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился…»

Или:

«На пустыре… актер удавился… Испортил песню, дурак!»

У Горького хоть дураком назвали.

Но так вот диагностировать исчезновение пульса у действительности, сохраняя невозмутимость, словно ничего страшно не происходит!

А Александр Киров?