Мария Воронова - Клиника одной взятки

Гинзбург уже ждала ее, сидела за столом с вызывающим видом. На Викино вежливое приветствие она не соизволила ответить, лишь еще выше вздернула подбородок. Видно, хотела показать, как мучительно ей дышать одним воздухом с гнусной взяточницей.

Вику удивило, что нет ни диктофона, ни видеокамеры – только бумага и авторучка.

– Этого вполне достаточно, – сказал следователь.

Вика пожала плечами. Достаточно, так достаточно.

– Нина Николаевна, – стараясь говорить как можно вежливее, начала она, – вы положили мне в карман конверт с деньгами. Скажите, пожалуйста, почему вы решили, что я требую у вас деньги за операцию?

– Как я могла решить иначе, когда вы прямым текстом говорили?

– Когда?

– Что – когда?

– Когда я вам это говорила?

Замешательство. Пауза.

– Вспомните, Нина Николаевна: когда впервые Виктория Александровна завела с вами речь о деньгах? – пришел на помощь следователь.

– Как только я легла в больницу.

– Вы это точно помните?

После небольшой заминки:

– Да, точно.

– Но я впервые увидела вас на вторые сутки после вашей госпитализации. Посмотрите историю болезни, там стоит дата консультации.

– А я не знаю, когда и что вы там пишете в своих бумажках! – огрызнулась Гинзбург.

– Хорошо. Допустим, я сразу осмотрела вас и потребовала денег. Где это было?

Опять пауза. На этот раз очень короткая.

– В больнице, где же еще! Не в ресторан же вы меня приглашали.

Видимо, Нина Николаевна считает, что борьба с коррупцией в нашей стране означает лишь одно: следствие о взяточниках ведется спустя рукава, им не дают возможности оправдаться, так что не стоит утруждать себя изобретением правдоподобной и детальной легенды. Попался с мечеными деньгами в кармане – виноват.

– Где именно в больнице? – наседала Вика.

– В палате.

– Неужели? Вы лежали в общей палате, на тот момент там находились лежачие больные, которые палату покинуть не могли. Это легко доказать, подняв истории болезней. Кроме того, с одной из больных неотлучно сидела дочь. Хотите сказать, я у вас требовала деньги при свидетелях? Может быть, в деле есть их показания на этот счет?

– Вы тихо говорили. Намеками! – Гинзбург кинула на следователя раздраженный взгляд. Похоже, она искренне не понимала, почему, сделав доброе дело, изобличив взяточницу, должна сидеть в этом неуютном кабинете, отвечая на неудобные вопросы. – А потом пригласили меня в ординаторскую, где прямо сказали, что операция стоит денег.

– Вы согласились заплатить?

– Нет. Я сказала, что считаю ниже своего достоинства давать взятки. После этого вы меня выписали.

– Мы направили вас в областную больницу.

– Никуда вы меня не направляли.

– Неужели? В отличие от мифического разговора насчет денег беседа о том, что я считаю ваши вены слишком сложными для себя и хочу вас отправить к более компетентным специалистам, происходила действительно в палате, при других больных. Говорила я четко и ясно.

– Если бы вы меня перевели в областную, тогда у меня бы не было к вам претензий. Но вы меня выкинули на улицу, и я должна была сама пробивать себе госпитализацию на основании вашей филькиной грамоты. А у меня здоровья нет по поликлиникам бегать.

«Зато по прокуратурам – хоть отбавляй», – ухмыльнулась про себя Вика.

– Хорошо, Нина Николаевна, – сказала она подчеркнуто мягко, – я прошу прощения, что не взялась за ваши вены. Может быть, я себя недооценила, испугалась за свои показатели и тем самым доставила вам беспокойство. Но о деньгах я с вами никогда не говорила, и то, что вы утверждаете, будто я вымогала взятку, – это ложь.

– Нет, милочка, это не ложь!

– Ладно. Тут ваше слово против моего, ни я, ни вы ничего не докажем. Скажите мне вот что: вы пришли ко мне с конвертом, сказали, что готовы заплатить за операцию. Почему, трижды услышав от меня отказ взять деньги, вы насильно сунули конверт в мой карман?

Гинзбург победно улыбнулась:

– А вы не отказывались.

– Как это? – оторопела Вика. – На диктофоне ясно слышно мое «нет». Или вы считаете, как в песне: если женщина сказала «нет», это значит «да»?

– То, что вы говорили, называется отнекиваться, а не отказываться, – фыркнула Гинзбург. – Говорили «нет», а сами жестами и всем своим видом давали мне понять, чтобы я вам заплатила.

– Интересно, что это за красноречивые жесты, которые говорят больше слов? Покажите.

– Чего ради я должна тут цирк устраивать?

Вика покосилась на следователя. Безмятежно улыбаясь, тот строчил протокол очной ставки. Услышав про цирк, он оторвался от бумаги и взглянул на Гинзбург с неподдельным интересом.