Он позвонил ей еще раз, поздно вечером.
– Идешь завтра?
– Нет.
– Хорошо подумала?
– Повторяю, с Андреем я разведусь. Но с вашим юристом – нет.
– Да какая тебе разница? Андрей к тебе не вернется. Зачем ты хочешь навредить нам больше, чем уже навредила? В чем мы-то с матерью перед тобой виноваты?
– Вы виноваты в том, что воспитали труса, – отчеканила Вика. – За это тоже надо платить.
Теперь трубку бросил свекор.
Она легла в постель. Вытянулась под одеялом, сложила руки на груди и вспомнила, что Андрей всегда ругал ее, застав в этой позе. «Как покойница!» – пугался он и чуть ли не насильно поворачивал ее на бок.
Теперь этого не будет. Теперь много чего не будет. Надо научиться жить без Андрея. Она так привыкла, что они вместе, так крепко сплела ткань их общего будущего… Теперь надо все это раздирать, отрывать. Выстраивать новый сценарий своей судьбы. «Правда, – усмехнулась Вика, – правоохранительные органы могут избавить меня от этих хлопот года на два».
Да, она не любила Андрея. Но черт возьми, лучше разочароваться в любимом, чем понять, что человек, которого ты выбрала хладнокровно и сознательно, – трус и предатель. Она, такая умная, такая расчетливая, искала себе надежную каменную стену, а нашла картонную перегородку.
«Не так все страшно, – вдруг сказал тонкий ехидный голосок внутри ее, – ты же спокойно предала Дайнегу, когда тебе это понадобилось. И тебе это не казалось особым грехом. Так что ты не ошиблась, взяла мужа под стать себе».
– Дайнега – это другое! – выкрикнула Вика вслух. – Я просто не захотела с ним жить. Я его не оставила в опасности. Нечего меня наказывать за него!
Она не поехала в загс. Никакой реакции свекра не последовало. Молчал и следователь. Лишь один раз ее навестил участковый милиционер, убедился, что Вика дома, выпил стакан чаю и ушел.
Ее по-прежнему воротило от любой еды, она слабела. Но появившиеся вместе со слабостью апатия и равнодушие были ей приятны. Душевная боль ощущалась не так остро.
Вика по-прежнему почти не выходила на улицу. Понимая, что стремительно опускается, она заставляла себя работать в саду, монотонная возня в клумбах и грядках немного успокаивала.
Общение с людьми становилось все мучительнее, и как ни ужасно было сознание, что все знакомые, кроме Леши с Тосей и Ларисы, отвернулись от нее, в глубине души Вика радовалась, что не нужно тратить душевные силы на разговоры.
В один далеко не прекрасный день, повинуясь странному для себя порыву, она продала все драгоценности, подаренные Андреем, и вырученную сумму отдала Балахонову на операцию для жены. Деньги эти не покрывали всех расходов, украшения оказались менее ценными, чем она думала, но оставшуюся сумму Леша набрать мог.
«Пусть на счету Андрея будет хоть один хороший поступок», – усмехнулась она, отмахиваясь от возражений Балахонова.
Новый удар свекор нанес из телевизора.
Ей позвонила мама и прерывающимся от волнения голосом спросила: правда ли то, что Андрей с ней развелся?
– Откуда ты знаешь? – удивилась Вика.
Мама посмотрела какое-то ток-шоу с участием Николая Петровича, где он озвучил эту новость.
Нет, от родителей положительно ничего нельзя скрывать, болезненно подумала Вика. Они все равно всегда узнают о художествах чада, но удар усугубляется тем, что узнают от посторонних.
Она сказала, что Андрей действительно исчез и не появляется. У нее не было возможности выяснить с ним отношения, она не может ничего сказать определенно, поэтому и не обсуждала свою семейную жизнь с родителями.
Мама заявила, что ей все предельно ясно, Андрея надо немедленно вычеркнуть из жизни. И даже лучше, что на Вику свалились испытания, позволившие выявить гнилое нутро ее мужа сейчас, пока Вика еще молода и сможет сделать лучший выбор.
– Самая приятная новость за последние две недели, – заключила мама.
Как-то к слову всплыло имя Сергея Дайнеги, но Вика резко и даже грубо наложила вето на разговоры о нем:
– Это прошлое, мама! Он живет своей жизнью, в которой мне давно нет места. Он же человек, а не платье, которое можно убрать в сундук за ненадобностью, а потом через много лет достать как ни в чем не бывало. И то получится: или платье усохло, или ты потолстела, во всяком случае, оно тебе категорически не подходит.
– Но…
– И не смей ему обо мне писать!
– Не собиралась даже, – слишком поспешно сказала мама.
Понятно. Письмо уже готово, дай бог, если еще не отослано. Родная мать дает бывшему ухажеру дочери повод злорадствовать и презирать свою первую любовь! А заодно радоваться, что в свое время не сделал глупости и не женился на ней.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу